Искать долго не пришлось. Снег был вытоптан в широком круге. Розовые пятна, которые еще не исчезли, точно указывали нам место, где лежал раненый. Шаг за шагом мы внимательно разгребали снег. Все напрасно — затвора не было.
Тогда я отошел туда, где снег был меньше затоптан, и стал его разрывать. Вдруг что-то заблестело. Я сунул руку в снег и вытащил стреляный патрон. Он блестел медью. Дыхание у меня сперло: это был патрон фирмы «Роттвейл-Вейдманнсхейл»!
Отец лесничего стрелял в сороку таким же патроном, какой я подобрал в старом лесном сарае. Но что было странного в этом патроне? Его происхождение? Я сунул руку в карман и вытащил патрон, который ночью нашел на сене. Так оно и есть. Это был патрон того же производства, того же двенадцатого калибра, только, судя по всему, принадлежал кому-то другому. Другому?
Это еще неясно…
И тут мне в голову пришла мысль, никак не связанная с предыдущей: что если причиной тяжелого ранения был патрон, а не ружье?
Патронами с бездымным порохом «Роттвейл» можно заряжать только ружья, рассчитанные именно на такой порох. Стрелять этим патроном из старой берданки по меньшей мере небезопасно.
Из размышлений меня вывел крик Демидыча:
— Вот он, этот проклятый затвор! Упал в снег, да кто-то на него еще и наступил. Смотрите!
На затворе не было заметно никакого повреждения, однако сам он был настолько старый, что легко растягивался руками.
О найденном патроне я никому не сказал. Молчи, говорил я сам себе (хотя язык так и чесался), молчи, пока всего не узнаешь. Очень может быть, что буйная фантазия тебя уводит с пути трезвых размышлений.
Разговаривая, мы дошли до охотничьей избы. Друзья поджидали, не веря в успех наших поисков.
Мы показали затвор — он сразу же пошел по рукам, Суржин размышлял вслух:
— Затвор вроде как затвор. Никаких повреждений не видно…
— А не мог ли стать причиной несчастья патрон? — предположил я. — Если, например, в нем был бездымный порох?
Все повернулись ко мне с таким выражением, как будто я сказал невероятную глупость. Преворов насмешливо улыбнулся, а Курилов поучительно произнес:
— Подобное сумасбродство может прийти в голову только авантюристу. Ведь в этом случае затвор не выдержит, рванет назад, а охотнику не поздоровится. Глупости! Не настолько уж легкомыслен Василий Петрович, чтобы из-за какой-то сороки рисковать жизнью.
— Так-то оно так, — не сдавался я, — но ведь в спешке он мог не обратить внимания на то, чем именно заряжал?
— Гм… — задумался Суржин. — Пожалуй, мог…
— Какова бы ни была причина несчастья, Василию Петровичу не легче, — рассудил Филипп Филиппович. — А нам не остается ничего иного, как поскорее собираться домой.