– И так 200 лет,– не унимался Бернс,– с их Дженерал моторсами, с их Джет-Техами, с их Вестингаузами, с их банками. Да, черт возьми, с их банками. Сплошная белая протестантская стена. Все эти протестантские деньги… Миллиарды! Они владеют ими, они дают их вам в долг, а вы выплачиваете назад с процентами. В течение 200 лет перед нашим носом маячит их вонючий каблук.
– Ты будешь вести себя как человек с разбитой челюстью? – спросила Вирджиния.– Как насчет того, чтобы выпить?
– У меня разбита челюсть,– согласился Бернс. Находясь в состоянии мрачной сосредоточенности, он произнес эти слова с акцентом, забыв многие годы самообучения.– У меня болит живот от их первоклассных загородных клубов, гостиниц только для белых, курортов, их школ и колледжей «Айви лиг» с ограничениями для евреев и католиков, от их проклятых арендных соглашений, их обеденных и игорных клубов.
– Слушай меня,– продолжал Бернс.– Тебе еще надо этому учиться, даже такой умной девочке, как ты. Вик считает меня сумасшедшим. Он думает, что мы можем иметь с ними дело. Черта с два мы можем иметь с ними дело. Есть только один способ заставить их уважать нас, только один способ держать их в подчинении. Это нашим сапогом им в морду! – неожиданно закричал он.– И, сестричка, это время чертовски близко, если ты…
– Мак, Мак, Мак! – Она положила руку ему на плечо и толкнула его назад на софу.– Замолчи, пожалуйста.
Бернс почти тут же вскочил, сбросив ноги на пол. Он осторожно пощупал свою челюсть.
– Ты ненормальная, если думаешь,– обратился он к Вирджинии,– что все принадлежащее нам в Нью-Йорке пришло за одну ночь. Мы истекали за это кровью. За каждый сантиметр. И не думай, что они не натравливали нас друг на друга, итальянцев на ирландцев, на евреев, на негров, на пуэрториканцев. Но теперь мы получили его.– Его рука дернулась. Палмер увидел, что Бернс вытянул ее ладонью вверх и энергично сжал пальцы в кулак.
– Мы получили его, детка. Протестанты не получат этот город обратно от людей, живущих в нем. Не получат даже со всеми их шестидесятитысячными особняками в Вестчестере, и со всеми их шикарными дачами в Фэрфилде, и со всеми их дорогими подобиями крепостей на Северном берегу. Мы владеем нашим собственным городом, дорогуша. И мы владеем некоторыми другими городами также. Спроси любого поляка в Чикаго. Спроси любого мичмана в порту Сан-Франциско. Черт подери, там, в Калифорнии, мы даже владеем банком.– Бернс покосился на Палмера, будто только сейчас заметив его.– Хэлло, Палмер,– произнес он,– привет проигравшему.
Секунду Палмер молча смотрел на него. Потом рассмеялся, но смех его оборвался слишком быстро для того, чтобы сойти за проявление хорошего настроения. Палмер вскинул правую руку, прямую, ладонью вниз.