Говорят, это был классический штопор. Никто не выдержал до конца, кроме комбрига. Позакрывали глаза, поотворачивались. Ждали: вот сейчас — удар, треск, взрыв и… конец. Комбриг стоял спокойно, только жадно затягивался папиросой и чуть-чуть побледнел…
На этот раз Чики-Туко вырвал машину из штопора метров на шестьдесят. Подвернул к «Т», рассчитал и точно притер у самого полотнища. Потом зарулил на стоянку, выключил мотор, вылез и, увидев начальника училища, пошел прямо к нему. Ни разу не взглянул ни на комэска, ни на инструктора. Подошел к комбригу, не торопясь снял шлем и бросил его в сторону.
Больше не пригодится, — тихо проговорил он. Встал «смирно» и добавил: — Я знаю, что меня ждет, товарищ комбриг… Я готов…
Комэска откозырял:
Разрешите арестовать, товарищ начальник?
Что?.. — Казалось, комбриг не расслышал. Долго смотрел на Быстрова, и все видели, — как он едва заметно улыбнулся. Потом отвел комэска в сторону:
Вы говорите, какая-то боязнь при штопоре?
Комэска промолчал.
Что же вы предлагаете? Арестовать?
Несомненно. Предать суду. Такой заразительный пример нельзя…
Комбриг не дал ему докончить:
— Вы видели, как он летал?
И уже садясь в машину, проговорил:
Хорошо. Арестуйте его на двадцать суток. После этого пришлите ко мне. Я думаю, вы не будете возражать о переводе его в другую эскадрилью? До свидания.
Потом еще раз взглянул на стоявшего без шлема Чики-Туко и сказал не очень громко:
Он будет отличным летчиком!
Уже через месяц после начала полетов Андрей почувствовал, что самое трудное для него будет — расчет на посадку. Вначале все казалось необыкновенно простым и несложным: правильно построить «коробочку», вовремя убрать газ, не поторопиться и не запоздать с четвертым разворотом — и самолет сам сядет у «Т». Но когда он без помощи инструктора начинал этот расчет на посадку, оказывалось, что все это не так просто. То он не учел силу ветра и самолет садился в двадцати-тридцати метрах от «Т» с «недомазом», то не до конца убрал сектор газа и «промазывал», то плотность воздуха была больше, чем накануне предыдущего полета, и самолет проносился над «Т» под неодобрительные восклицания финишеров.
Быстров терпеливо указывал на ошибки Андрея, но эти ошибки повторялись изо дня в день, и казалось, никогда не настанет время, когда инструктор скажет курсанту:
Вот теперь хорошо, Степной!
Андрей приуныл. Он, конечно, знал, что очень многие курсанты «болеют» такой же болезнью. Но все-таки большинство курсантов уже готовились к самостоятельному вылету, преодолев неудачи, а вот он ничего не может сделать. Никто его не упрекал, наоборот, все ободряли, а он приходил с полетов усталый и разочарованный, садился на подоконник и угрюмо смотрел на плывущие облака, словно в высоком небе хотел прочесть ответ на свой вопрос: «Что же делать?»