Кто слышал, откуда вышло мироздание?
Кто на него взирает с высоты небес?
Кто создал мир или его не создал?
Не знаем! может быть, не знает тоже он?[32]
Точно такое же воззрение выражал Гёте, которого иногда называют «великим язычником», хотя справедливее было бы назвать его великим арийцем: «Живой вопрос о причинах весьма вреден». В этом же роде говорит современный немецкий естествоиспытатель Адольф Бастиан: «В бесконечном нельзя искать нового конца, то есть начала. Как бы далеко мы ни отодвинули возникновение вселенной, все же вопрос о самом первом, о начале начал остается открытым»[33]. Совсем иначе чувствовал еврей. Он знал о сотворении мира в точности всю подноготную, вроде того, как в наше время знают дикие индейцы Южной Америки или австралийские негры. Но у него это не было, как у дикарей, следствием недостаточного просвещения, и глубоко проникающий в душу меланхолический вопросительный знак арийского пастуха никогда не мог занимать места в его литературе — ему это запрещала властная воля; эта самая воля при помощи фанатического догматизма тотчас же отвергала всякий скептицизм, который не мог не проявляться у такого высокоодаренного народа (см. книгу «Екклесиаста», или «Проповедника»): «Кто хочет вполне владеть сегодняшним днем, тот должен овладеть и вчерашним днем, вырастившим сегодняшний». Материализм рушится, как только становится непоследовательным; этому научил еврея непогрешимый инстинкт; и подобно тому, как наши современные материалисты знают, как от движения атомов происходит, рождается и действует мысль, так и еврей знал, как Бог сотворил мир, как Он создал человека из комка глины. Но этого еще мало: еврей взял мифологии, с которыми познакомился в своих странствиях, совлек с них по возможности все мифическое и приноровил их к конкретным историческим событиям[34]. Далее следует верх искусства: из скудного материала, общего всем семитам, еврей построил целую мировую историю и сейчас же самого себя поставил в центре ее; начиная с того момента, как Иегова заключил сделку с Авраамом, судьба Израиля составляет всемирную историю — да, историю всего космоса, единственное, о чем заботится Творец мира. Круг сужается как будто все более и более; наконец остается только центр — «я»; воля победила. Конечно, сделалось это не в один день, а постепенно; настоящее еврейство, то есть Ветхий Завет в его теперешнем виде, окончательно сформировалось и упрочилось лишь по возвращении из плена Вавилонского. И вот тогда-то стали сознательно применять и разрабатывать то, что раньше совершилось с бессознательной гениальностью — установление связи между прошлым, будущим и настоящим таким образом, чтобы каждый отдельный момент образовал отправной пункт на прямом, как стрела, пути, по которому должен был шествовать еврейский народ и с которого он отныне не мог уже уклониться ни вправо, ни влево. В прошлом чудеса Божий в пользу евреев, а в будущем ожидание Мессии и владычество над миром — вот два дополняющих друг друга элемента этого воззрения на историю. Проходящий момент получил своеобразное живое значение благодаря тому, что на него смотрели как на выросший из прошлого в виде награды или наказания, и считали его в точности предсказанным в пророчествах. Вследствие этого и будущее получило неслыханную реальность: казалось, его можно осязать руками. Когда бесчисленные обещания и предсказания не сбывались