— Ты ошибаешься. Мой отец — адвокат.
Стены, которые существовали так долго, насколько я могла вспомнить, стояли крепко.
— Адвокат убивает людей?
— Ты серьезно? — Этого ну никак не происходило. Отец никогда не был частью супер секретной теории заговора. Он был контролирующим до палки в заднице трудоголиком. Со странным рабочим графиком. И, по какой-то причине, пистолетом. Не убийца.
Лицо Кайла оставалось озадаченным.
— Конечно, они не убивают людей! Они убирают плохих парней, избавляются от них так, что те не могут больше вредить. — Не самое точное описание, но самое простое, что я могла придумать.
— Нет, это определенно не то, что делает твой отец. Это то, что делаю я. Корпорация Деназен использует меня, чтобы наказать тех, кто сделал что-то неправильно. Я Шестерка. Это делает меня адвокатом?
Уух. Слишком много для простого.
— Что за черт эта Шестерка?
— Так нас называют.
Ла-а-адно.
— И наказываешь тех, кто что-то сделал неправильно? А кто говорит, что правильно, а что неправильно?
— Деназен, конечно. — Он нахмурился и отвернулся. — И я принадлежу им.
— Где, черт возьми, твои родители?
Почти шепотом он произнес:
— У меня нет никаких родителей.
— Ты — человек, а не оружие. Ты не принадлежишь никому, — прошипела я. — И, конечно, у тебя есть родители, даже если ты не знаешь, где они.
Вспылив, я немного выдернула кожаный держатель карт из заднего кармана и вынула оттуда фотографию. Моей мамы. Я нашла ее несколько лет назад в нижнем ящике папиного стола. Я узнала, кто она, только благодаря ее имени, небрежно написанному на обратной стороне синими чернилами. Отец отказывался разговаривать о ней, он сказал мне ее имя, дал мне кроткое жиденькое описание, и все. С возрастом я становилась все больше похожа на женщину с фотографии, вот почему, вероятно, он ненавидел меня. Я ловила его, наблюдающим за мной, время от времени. Как будто бы он представлял, что это она сидела тут, а не я. Как будто он желал, чтобы это она была вместо меня. Это имело смысл. В конце концов, моя ошибка была, что он ее потерял. Она умерла за то, чтобы была я. Иногда я тоже ненавидела себя.
— Моя мама ушла, но это не значит, что у меня ее нет. — Я помахала фотографией ему.
Кайл преодолел расстояние между нами и взял фото из моих рук. Он целенаправленно позволил своим пальцам задеть мое запястье, быстро улыбнувшись.
— Это твоя мама?
Я кивнула.
— Ты не навещаешь ее?
— Я не могу навещать ее, она умерла.
— Она не умерла. Она живет в комплексе со мной. — Он отошел с фотографией в руках, и поднял пару поношенных ботинок Курда. Прислонившись к стене, он скинул мою обувь и обул ботинки. Кроссовки упали на пол с тяжелым, глухим стуком.