— Что с Ольговичем? — не оборачиваясь, спросил Изяслав. — Где он? Вырвался?
— Нет. Погиб, рядышком совсем.
— Ну и ладно. Это все?
Воевода убрал руку и замялся, а затем выдавил из себя:
— Вместе с пленными епископ Мануил Смоленский.
— И что мне с этого ромея?
— Он прилюдно проклинает тебя, великий князь.
— Так заткните ему рот.
Изяслав посмотрел в глаза Колыванова, а тот пожал плечами:
— Но это же духовная особа.
— Тогда отделите его от воинов.
— Понял. Будет исполнено.
Воевода направился в городок, а великий князь вернулся в свой шатер, привел себя в порядок, а потом, уже вечером, собрал военный совет. На нем было решено часть воинов, преимущественно черных клобуков и переяславцев, отправить обратно в Киев, к которому подходили войска Владимирко Володаревича Галицкого, а всем остальным полкам предстояло продолжить поход и взять Владимир и Суздаль, а затем повернуть на Переялавль-Залесский и Ростов, под которым стояли отряды венедов и новгородцев. План был прост, следовало прижать сыновей Гюрги и остатки Ольговичей, и поставить во враждебных городах свои гарнизоны. Это было правильно, и воеводы расходились удовлетворенными. Однако одного из них великий князь оставил для доверительной беседы.
— Ты что-то хочешь от меня, великий князь? — спросил Изяслава вождь Витовт Лютоверг.
— Да, — Рюрикович кивнул и встал перед язычником: — У тебя есть надежные воины, которые могут хранить тайну?
— Конечно.
В голосе лесовика была уверенность в себе и своих соплеменниках. Это понравилось великому князю, и он сказал:
— Сегодня ночью надо убрать одного человека. Придушить. Тихо. Спокойно и незаметно.
— И кто это?
— Епископ Мануил.
— А почему это не могут сделать твои дружинники?
— Думаю, что проболтаются, ведь епископ не простой человек.
— Ясно. Сделаем.
Лютоверг покинул великого князя, и ночь в войске великого князя прошла относительно спокойно. Стонали раненные, молились священники, ржали покалеченные кони, коих никто не желал добивать, и похоронные команды закапывали убитых. Все это было, само собой. Но в целом время до рассвета пролетело мирно, люди отдохнули, и только новость о внезапной кончине епископа Мануила немного встревожила воинов. Однако смертей в лагере было более чем достаточно, поэтому про священнослужителя вскоре забыли, а в полдень войско разделилось. Черные клобуки и отряды переяславского ополчения начали марш в сторону столицы, а основное войско великого князя пошло на Владимир и спустя сутки столкнулось с полками князя Глеба Юрьевича Долгорукого.
Четвертый сын Гюрги торопился в Москву, на соединение с отцом. Вместе с ним было три с половиной тысячи воинов, и неожиданно он оказался перед десятитысячным войском Изяслава. Отступить он не успел и стал готовиться к сражению. Но оно не произошло. К нему выехали плененные киевлянами суздальские бояре, и от них Глеб узнал, что все потеряно и отец погиб. Сопротивляться было бесполезно, и Долгорукий признал свое поражение, а затем дал Изяславу Мстиславичу клятву на верность, и на этом гражданская война в северо-восточных пределах Киевской Руси была окончена.