– Понял, – хмыкнул Слава. – Может мне в машине подождать?
– Не ёрничай, – без друга я идти не хотел, кто знает, что ждало меня в гнезде маслозадого ебуна, – просто веди себя хорошо.
– Лады, – мы взошли на лестничную площадку и я потыкал пальцем кнопку звонка.
Эрик говорил, что рабочий день в вербовочном пункте заканчивается к пяти. Мои часы показывали начало седьмого. По идее, дядюшка Альф был дома. Вот только один ли?
Разгадка явилась в виде точечки света, мелькнувшей в глазке. Кто-то с той стороны подошёл к двери, отодвинул заслоночку и приник к окуляру.
– Кто там?
– Нам нужен Альфред Карлович, – медвяным голосом произнёс я. – Мы из больницы. От Эрика письмо привезли.
Залязгали замки, посыпались цепочки, дверь стремительно отворилась.
– Эрик в больнице? – в проёме показалось узкое лицо, освещённое падающим из прихожей светом. – Что с ним случилось?
– Он ранен, – сказал я. – Мы его навещали в больнице. Он написал вам письмо и просил передать.
– Где оно?
– Мы пройдём? – сделал я шажок, поняв, что возражений не будет.
– Проходите, конечно, о чём речь, – заторопился хозяин. – Простите, что я вас тут держу.
Он прошмыгнул в комнату, предупредительно распахнув двустворчатую дверь, украшенную многоцветным витражом. Бесшумно ступая по паласу, мы последовали за ним, попутно оглядывая выделявшееся благородством обстановки жильё. Герр Конн, обладавший вкусом хорошего дизайнера, обустроил хату в стиле спокойного интеллектуального изящества. Недорогая, но добротная мебель, плафон в виде расписного китайского фонаря, на стенах тёмные драпри.
– Так где же письмо?
– Извольте, – я подал писульку, наспех накарябанную Эриком под недовольное фырчание медсестры. – Мы присядем?
– Конечно, – пробормотал Конн, впившись взором в бумажку.
Он был заметно взволнован. О, Боже, возлюбленный в беде! – трагедия, достойная пера Шекспира, только вместо Джульетты на смертном ложе должен был находиться Меркуццио. Новые нравы новых времён. Герр Конн и в самом деле питал к Эрику достаточно пылкие чувства.
Пользуясь случаем, я как следует разглядел дядюшку Альфа. На глазок возраст его определить было сложно: с равным успехом можно было дать как лет тридцать, так и под полтинник. Внешность ухоженная, но какая-то… потасканная слишком, что ли. Мелкие косметические дефекты тщательно маскировались. Сей господин внимательно следил за собой и даже пребывая в одиночестве был одет в отглаженные кремовые брюки, мохеровый джемпер и рубашку с круглым воротником, из-под которого красиво торчал аккуратно повязанный шейный платок-фуляр. Немецкая кровь и утончённая натура давали о себе знать.