Сложив аккуратной стопочкой монашескую одежду, я села. Вновь оказавшись внутри родных джинсов, я чувствовала себя гораздо увереннее.
— Ну что? — с нетерпением спросила я.
Мегрэнь с сопением вылезла из-под стола.
— Вот… — она продемонстрировала мне две погасшие свечки. — А толку-то что? Если бы ты была поумней и курила, то мы могли бы их зажечь. Теперь если только трением огонь добывать…
Держа в руке по свечке, она с глубоким вздохом плюхнулась рядом со мной.
— Может, их съесть?
— Кого? — обомлела я. — Свечки?
— Да нет же, карты… Ну, чтоб не отобрали. Привалит их сейчас сюда двадцать человек, не совладаем же… — Мегрэнь вздыхала все горше и горше. — А как хорошо все начиналось…
— Что именно? — уточнила я. Лично у меня ничего хорошего не было с того самого момента, как я познакомилась с любимой подругой.
— Впустили, обогрели, накормили… Обстирали.
— Обругали, — подсказала я.
Однако подруга грустила, как видно, не в силах позабыть все хорошее, что сделали для нас монашки. Неожиданно до слуха донесся колокольный звон.
— Что это? — удивилась я.
— Вечерняя молитва, — убежденно ответила Тайка. — Потом спать.
Я почесала в затылке:
— Дорогая, ты, случайно, не прослеживаешь здесь некоторой… закономерности?
— В чем именно?
— Уже второй раз при упоминании имени, — я перешла на шепот, — Татьяны Антоновны народ впадает в неистовство. Тот ювелир, которому я сдуру позвонила, чуть кусок от трубки не отгрыз, кроткая монахиня забрызгала слюной всю комнату. Это наводит на размышления…
— Пожалуй, — согласилась Мегрэнь. — Однако чем она могла им так насолить?
Мы долго размышляли над этим вопросом, но ничего стоящего измыслить не сумели. Не справившись с прошлым, я вспомнила о будущем:
— И что теперь делать будем?
Тайка повернулась и распахнула удивленные глаза:
— Как что? Сматываться… Они же сейчас заняты, все молятся! Лучшего момента не найти. Не ждать же, в самом деле, когда придут руки выкручивать?
Не в силах прийти в себя, я несколько минут молчала. Мегрэнь тем временем встала и подошла к двери. Проведя соответствующие исследования, она категорически заявила:
— Если только взорвать… Остается окно…
Нестерпимо захотелось в Турцию.
Откладывать дело в долгий ящик, если, конечно, оно не касалось учебы, Таисия не любила. Сказано — в окно, значит, в окно! Она подергала оконную раму, поцокала языком и объявила:
— Все в порядке! Можно лезть.
— Ты первая, — сказала я голосом, не допускающим возражений. — Останешься жива — я тоже попробую.
Мегрэнь долго щурила глаза, вытягивала губы трубочкой, осуждающе вздыхала и припоминала детские годы, проведенные в одной песочнице. Однако эти воспоминания меня лишь ожесточили. Прижав подругу к подоконнику, я рявкнула: