— Так можно сидеть всю ночь, — вдруг сказала она отрывисто и, поставив недопитый бокал, встала. — Я лучше пойду.
Она одернула платье, не заметив сначала, что это движение привлекло его взгляд к ее рукам и фигуре, а потом удивленно стала смотреть, как он смотрит на нее. Впрочем, он почти сразу отвел глаза и тоже встал.
— Я пойду выводить машину, — сказал он, думая: «Если мне только удастся благополучно отвезти ее домой, все обойдется».
— Погасить свет? — спросила она.
— Нет, не надо, — ответил он и шагнул к двери. Но она не пошевелилась, и он знал это, хотя и не видел ее. Властное тепло ее зовущего присутствия заставило его оглянуться, и в следующее мгновение он уже шел к ней, а она к нему. Несколько секунд они просто стояли обнявшись, испытывая блаженное облегчение, потому что исчезла необходимость сопротивляться, которая так долго томила их. Ее тело, ее тонкая талия, узкие плечи, упругая грудь все это было новым, но и в то же время щемяще знакомым, словно исполнилось все, что обещало ему его воображение.
Затем он резко отстранил ее.
— Ну, ладно, — сказал он отрывисто, — я отвезу вас домой.
Она не шевельнулась.
— Вы не знаете, что делаете, — сказал он. — Вы не знаете, на что обрекаете себя. Ничего веселого из этого не выйдет.
— Мне все равно, — ответила она.
— Вы слишком мало знаете, чтобы судить, все равно вам или нет. А я знаю. Я старше вас на пятнадцать лет.
— Неправда. Мне двадцать четыре года.
— Как будто это так много! Вы давно замужем?
— Пять лет. И я не хочу говорить об этом.
— Вы меня совсем не знаете.
— Я работаю с вами уже несколько лет — каждый день.
— И все-таки вы меня совсем не знаете. Совсем. Поверьте мне, Мэрион. Все будет не так, как вы думаете. Начать очень легко. Ад наступает позднее.
— Мне все равно.
— Вам все равно, — передразнил он. — Вам все равно. А что вы знаете? Вы же не хотите знать!
— Вот именно, — решительно сказала она, — я не хочу знать.
Однако его упорство победило — ее руки соскользнули с его плеч и безвольно повисли. Она отступила на полшага. Но и этого движения оказалось достаточно, чтобы его захлестнула страшная тоска — предвестник неотвратимой потери. Он невольно обнял ее и снова привлек к себе.
Их поцелуй длился долго, словно она не могла оторваться от его губ. Потом она резко отстранилась. Лицо ее залила краска, глаза были закрыты, она прижала руки к вискам. Прерывающимся шепотом она сказала, покачав головой:
— Вы правы, мы не должны…
Но он опять притянул ее к себе, и на этот раз она, перестав сдерживаться, сама искала его губ. Затем, медленно и неохотно, она снова чуть-чуть отодвинула лицо, чтобы заглянуть ему в глаза, и взгляд ее молил и обещал все, что ему было так нужно. Обняв ее одной рукой за талию, он повел ее, покорно прильнувшую к нему, в спальню, и, хотя дом был пуст, а вечер тих и спокоен, он закрыл за собой дверь.