— Оливье, оглох, что ли? Телефон! — взревел сомелье Стефан, перекрикивая музыку.
— Слышу! Не ори! Суфле ждать не будет! Скажи, что я перезвоню.
— Это с телевидения.
— Из Парижа? — Оливье с надеждой вскинул голову. Вдруг его опять пригласят на эту передачу, в которой он впервые увидел Софи, и вдруг он снова встретит ее…
— Из Цюриха, — пророкотал Стефан.
Оливье вернулся к своему суфле.
— Я перезвоню. Или пусть перезвонят они. Неважно…
Он залил суфле в форму и сунул в духовку. Потом вытер руки о полотенце, которое использовал вместо фартука, закрепляя прищепкой на боку. Мрачно посмотрел на вновь подошедшего Стефана: тот протянул ему записку.
— Это важно. Тебя хотят пригласить на новое кулинарное шоу.
— Раньше ни одна живая душа не интересовалась кондитерами, — издевательски заметил Оливье, но бумажку взял. — А теперь мы вдруг в моде. Даже неспециализированные журналы вдруг запестрели взбитыми сливками и шоколадной глазурью. Смотреть противно.
Стефан глядел на шефа во все глаза.
— Оливье, ты что? Ты ж всегда тащился от таких приглашений!
— А толку? — буркнул Дюрран. — Я достиг славы и теперь не могу придумать ничего новенького, это просто проклятие какое-то.
Стефан покачал головой и ухмыльнулся:
— Еще один повод, чтобы сходить на это шоу. Следующей красотке скорми что-нибудь другое. Если и она отреагирует бурно, все забудут про конфеты с лесными ягодами. Правда, накинутся на новое лакомство…
— Смешно.
Оливье нехотя отправился в директорский кабинет, чтобы оттуда спокойно позвонить по записанному Стефаном номеру — все-таки телевидение, реклама, а реклама сейчас необходима. Чем популярнее станет сам Оливье, тем скорее, возможно, у него появится шанс откладывать деньги на будущее.
В кабинете никого не было: по вечерам Матье ходил в кафе конкурентов и всегда первым узнавал новости меню.
Оливье с комфортом устроился в мягком хозяйском кресле и едва сдержался, чтобы не закинуть ноги на письменный стол.
Великолепно! Может, ему стоит потребовать свою долю в семейном бизнесе, вместо того чтобы день за днем впахивать у плиты? Многие даже представления не имеют, что это за каторга. Однако ничего лучшего лично для себя Оливье не мог представить. Он со страстью отдавался своему делу — как ничему другому. За одним исключением: он с такой же страстью готов отдаться Софи.