— Ева, Ева моя. Проснись, черт тебя подери! — Он прижал ее руки к кровати, не отпуская, даже когда все ее тело выгнулось в истошном крике.
— Нет, нет, вернись ко мне немедленно. Ева, Ева!
Он твердил ее имя как молитву, надеясь, что оно выведет ее на свет, в какую бы преисподнюю она ни провалилась.
— Ева, я люблю тебя. Я рядом. Ты в безопасности. Лейтенант Ева Даллас, — повторял он, целуя ее лоб, волосы. — Любовь моя. Aghrà[6]. Ева.
К облегчению Рорка, Ева расслабилась, начала дрожать, и он почувствовал, что совершенно выбился из сил.
— Тихо, тихо. Я здесь. Ты в безопасности. Ты дома.
— Холодно. Очень холодно.
— Я тебя согрею. — Он принялся растирать ее руки, на ощупь они были словно лед. — Я схожу за одеялом. Здесь…
— Мне плохо, — сказала она, схватив его липкой от пота ладонью за руку. — Тошнит.
Он подхватил ее и быстро отнес в ванную. Пока ее выворачивало наизнанку, он мучился, не зная, чем ей помочь. Потом намочил полотенце и стал обтирать ей лицо, но Ева взяла его сама.
— Оставь меня на минутку, — сказала она, не смотря на него, и села, подтянув к себе ноги и уткнувшись лицом в колени. — Пожалуйста. Всего на минутку.
Рорк встал, снял с крючка махровый гостиничный халат и накинул ей на плечи.
— На, завернись.
Он хотел закутать ее, обнять. Но она даже не повернулась к нему.
— Ты вся дрожишь. Я… я принесу бренди.
Оставить ее там одну было для него все равно что разорвать себе сердце.
Он достал бутылку, налил в стакан. Рука дрожала. Ему хотелось швырнуть стакан в стену. Разбить на мелкие кусочки. Разбить все, до чего он мог дотянуться. Сломать, растоптать.
Рорк посмотрел в окно, представил, как город горит в огне, рушится, превращается в пепел.
Но этого было мало.
После, решил он, после он найдет способ выместить хотя бы часть этой неистовой, рвущей его изнутри ярости. Сейчас он просто стоял и смотрел в окно, пока не услышал, как она выходит из ванной.
Лицо, подумал он, у нее было бледное, как белый халат, и такие огромные, изможденные глаза.
— Я в порядке.
Рорк повернулся и протянул ей один из стаканов.
— О боже, — глаза ее наполнились сначала ужасом, потом слезами; подняв руку, она дотронулась до багровых царапин, покрывавших его грудь и плечи. — Это я сделала.
— Ерунда.
Она замотала головой, разбрызгивая слезы, прикоснулась к уродливому следу от зубов.
— Прости меня, прости, пожалуйста.
— Ерунда, — снова сказал он взяв ее руку и прижав к губам. — Ты думала, я — это… Ты думала, я делаю тебе больно. Я и правда сделал тебе больно. На, отпей немного.
Ева осталась стоять, рассеянно глядя в стакан с бренди. Он коснулся ее щеки, но она не подняла глаз.