Слова Фронелия произвели впечатление на вождей, однако Оттон и Придияр ждали, что скажет Гвидон, ибо его первенство в этом вопросе было неоспоримо. Русколан долго молчал, глядя в пространство темными бездонными глазами. Эквиций перетрусил не на шутку. Одно дело фокусы Велизария с его быстрой сменой личин, и совсем другое — магия, которой этот варвар владеет в совершенстве.
— Хорошо, — глухо сказал Гвидон. — Давайте попробуем.
— Чуть не забыл, — схватился за голову посланец Пордаки. — Велизарию нужно заплатить, а у Пордаки не осталось денег. Думаю, пятидесяти тысяч ему хватит.
— Сколько?
— Ну, сорок, — пошел на попятный Эквиций.
Фронелий дружески взял старика за пояс и притянул к себе:
— Ты же понял, уважаемый, с кем имеешь дело в нашем лице. И сумеешь объяснить это светлейшему Пордаке. А заодно передашь префекту анноны, что деньги благородной Ефимии лучше вернуть. Все, до последнего обола. И еще передай, что люди бывают порой пострашнее демонов, особенно если в жилах этих людей течет кровь языческих богов.
— Я понял, высокородный Фронелий, — кивнул старик.
— А Велизарию хватит двух тысяч денариев. Знаю я этого мошенника, он никогда столько не зарабатывал. Но за эти две тысячи он должен устроить такое представление, чтобы у корректора Перразия и нотария Серпиния кровь застыла в жилах. Все, Эквиций, иди! И да помогут нам всем римские боги.
Корректор Перразий был человеком умным, цепким и честолюбивым. Еще там, на вилле Гортензия, он понял, что ему выпал тот самый шанс, о котором он мечтал на протяжении всей своей сознательной жизни. Речь, безусловно, шла о грандиозном заговоре против императора Валентиниана. Заговор, который комит Федустий почти раскрыл, но, к сожалению, не сумел довести дело до конца. Перразий высоко ценил ум и хватку покойного начальника схолы императорских агентов, но, увы, в этот раз Федустий совершил роковую ошибку, недооценив коварство своих противников и их готовность проливать кровь. Префект Рима Телласий, префект анноны Пордака, патриций Трулла (метивший, по слухам, в императоры) и старый выжига Гортензий сумели заманить комита в ловушку. И хотя Федустий дорого продал свою жизнь, тем не менее далеко не все лица, принимающие участие в заговоре, понесли суровое наказание. Объяснения, даваемые Пордакой и трибуном Марком, вызывали на худом невыразительном лице корректора скептическую улыбку. Светлейший Перразий рассмеялся бы им прямо в хитрые рожи, но подобное выражение чувств было не в его характере. Колдовством в Риме и его пригородах даже не пахло. А вот что касается расхищения городской казны, то здесь все было настолько очевидно, что опытному корректору не пришлось затрачивать особых усилий, чтобы схватить виновных за руки. И пусть одна из этих рук уже похолодела, зато другая оставалась горячей и потной. Префект анноны Пордака развил бурную деятельность, пытаясь спасти от веревки свою жирную шею. Это Пордака выкрал из дома Федустия отчет, который начальник схолы тайных агентов приготовил для императора. Перразий хоть и не знал содержания этого отчета, но нисколько не сомневался, что в нем было немало сведений, порочащих префекта анноны. Корректора покоробило то, что римский епископат в лице хитрого эллина падре Леонидоса вдруг бросился на защиту проворовавшегося Пордаки. Нет слов, Гортензий был большой сволочью, но обвинять его в связях с дьяволом — это слишком смело. А вот в связях с заговорщиками — в самый раз.