Кровь, слава и любовь (Бенцони) - страница 123

– Да я же и шагу из дома не сделала! – пыталась протестовать княгиня. – Если вы мне не верите – вот моя почта. Прочтите все письма, вы увидите, что в них нет ни одной строки, способной ранить вас, ни одной, которая поставила бы вас в щекотливое положение.

– Я вам не верю и ничего не собираюсь читать! – кричал опьяненный гневом Гонорий.

И вот тогда-то, впервые за многие годы, Мария-Катарина рассердилась.

– С меня довольно! Вы оскорбляете меня, сударь! Пословица гласит: «Не будь овцой – не попадешь волку в зубы». Отныне вы не увидите во мне ни прежней кротости, ни прежней ласки…

Внезапный отпор, полученный от жены, слегка охладил пыл оскорбленного супруга. Он опомнился, но вскоре снова не смог сдержать приступов гнева.

Как-то после обеда у госпожи де Беврон Мария-Катарина поговорила несколько минут в маленькой гостиной с молодым и привлекательным графом де Тиаром. Гонорий был теперь вечно настороже и обрушился на жену, едва они вернулись домой. Стены особняка дрожали от его криков… и от криков боли, которые не смогла сдержать молодая женщина. Нежный супруг избил ее до полусмерти. Потом велел слугам отнести жену в спальню.

– Вам будут приносить еду, но вы выйдете из своей комнаты только тогда, когда я этого захочу.

Время от времени Гонорий поднимался в покои жены, чтобы еще раз проучить ее. От такого обращения Мария-Катарина заболела. Ее семья, как, впрочем, и семья ее мужа, обрушила громы и молнии на голову ревнивца.

– Ваша жена нездорова, – заметил ему граф де Валентинуа, его родной брат. – Она кашляет кровью!

– А я, знаете ли, прекрасно себя чувствую! И ем с аппетитом, и поправляюсь! – отвечал этот восхитительный супруг.

– Вполне возможно, – тон графа стал еще суше. – Но, надеюсь, вы понимаете, что подобным обращением вы сведете жену в могилу?

– Тем лучше! Не будет позорить мое имя!

– Никогда не думал, что вы способны превратиться в такое чудовище, брат мой! Но берегитесь! В этом деле последнее слово останется не за вами!

– Поживем – увидим! – довольно беспечно ответил ревнивый князь.

Гонорий поторопился, решив, что он царь и бог. К обоим семействам присоединился принц Конде, которому и жизнь была не мила, пока его возлюбленная подвергалась постоянной опасности. Вместе им удалось заставить вмешаться в происходящее архиепископа Парижского. Он и помог одержать победу. По его приказанию княгиню освободили и отвезли в монастырь в Мане, к громадному облегчению принца, который тут же переправил своей красавице нежное послание:

«Я не смог бы описать картину скорби, какую являет собой Париж со дня вашего отъезда, – писал он. – Потоки слез, которые я видел, делают менее горькими мои собственные слезы…»