— Сатана никогда не сможет победить человека, — произнёс я, взойдя на крылечко «Аламоса», и сдёрнул с указательного пальца перстень, — потому что человек всегда может одолеть Сатану!
Расстаться с браслетом оказалось значительно легче. Предмет Воли не обладал дьявольской уговорчивостью Предмета Ума. Здесь мне хватило одной решимости.
Уложив Предметы в карман, я позвонил в дверь. Хенаро Гарсия запустил меня в офис. Я спокойно повернулся к нему спиной и прошёл в кабинет управляющего.
Де Мегиддельяр громоздился за письменным столом, перед ним возвышалась бутылка виски. Едва начатый «Чивас ригал».
— Эррара ошибся, — сказал я, протягивая ему руку.
Де Мегиддельяр изучил её взглядом и с удивлением посмотрел на меня.
— Я чист, — заверил я. — А вот Хорхе Эррара замарался.
Рассказ о звонке с телефона Есикова и последующем визите ассасина произвёл на приора впечатление.
— Он весь большая ошибка, — пробормотал де Мегиддельяр. — Мне дали сюда самый сброд. Здесь хуже, чем было в Мексике. Carajo! [21] Только на Хенаро есть надежда, он мой племянник.
— Вот как, — только и сказал я.
Громила возвышался в дверях, сложив руки, и едва заметно улыбался.
— Итак, Илья Игоревич, деньги готовы. Вы принесли Предметы?
Де Мегиддельяр был мастер переводить разговор на нужную ему тему.
— Где деньги? — не спасовал я.
— Вот они, — старик поставил на стол пухлую сумку тонкой чёрной кожи, раздёрнул молнию, придвинул ко мне. Заметно было, что денег ему не жалко: не свои, да и привезти реликвии хашишинов хотелось очень сильно, а больше ему, похоже, не хотелось ничего.
Я заглянул внутрь. Много-много пачек стоевровых банкнот. В Мадриде подсуетились с переводом, а в «Аламосе» заблаговременно обналичили. Торопились не зря. Надежды приора сбылись.
— Что лично вам даст эта услуга для Западно-Европейского военного союза? — поинтересовался я.
Глаза де Мегиддельяра вспыхнули. Это был не гнев, это было праведный восторг.
— Разве Европа, свободная от янки и саксов, это плохо?!
— Это хорошо, — сказал я, выкладывая перед ним Предметы. — Это очень хорошо.
Перстень, браслет и кинжал. Они уже стали для меня как живые. По-моему, в кармане они шевелились, не хотели расставаться.
— Предметы не продаются, — сообщил я. — Это так, и я от своих слов не отступаюсь. Святынями не торгуют. Но я готов их передать вам для благого дела. А взамен принять деньги — ведь мне надо на что-то жить. Когда ещё доведётся отыскать клад?
— К деньгам вы неравнодушны, — заметил приор.
— Почему я должен быть к ним равнодушен? — удивился я. — Мне в кои-то веки представилась возможность заработать, содрав за свою услугу побольше. Глупо было бы упустить такой шанс. С другой стороны, вы ведь не свои деньги отдаёте.