— Сходи, Андрюша, за врачом.
Андрей привел доктора Сарычева. Заросший, нечесаный, похожий на дикобраза, Сарычев редко протрезвлялся. Он вошел с грохотом, кинул в угол суковатую палку, провел пятерней но взлохмаченной черной бороде.
— Ребята, марш отсюда! — зарычал он. — А вы, мадам, разоблачайтесь!
Выслушал он Марину быстро, небрежно, постукивал костяшками пальцев, дышал в лицо спиртным перегаром, устрашающе перекосив рот, приникал ухом к спине больной.
— Температура к вечеру повышается? — прокаркал Сарычев, отводя от Марины задернутые пьяной мутью глаза. — Руки холодные? Мокроты при кашле есть? Угу. А сердцебиение? Сердце чувствуете? Напрасно, его чувствовать не положено. Та-ак, так…
Сарычев присел к столу, оторвал от тетради клочок бумаги, забормотал успокаивающе:
— Ничего страшного, легкая простуда… Сейчас мы вам пропишем жаропонижающее, ну, скажем, хинин… На ночь пейте стакан теплого молока и обтирайтесь одеколоном с уксусом. Ерунда, мадам, до свадьбы заживет… — И, откинувшись на спинку стула, внезапно кольнул Марину острым, проясненным взглядом: — Скажите, красавица, у вас в семействе никто не болел чахоткой? Мать болела? Отлично. Превосходно. Даже умерла от чахотки? Чепуха, вы не умрете. Мы вот еще пропишем вам бром, специально для успокоения нежных дамских нервов. Лежите спокойно, мир за окном останется в целости, пусть его судьба вас не волнует. Пейте свои лекарства и поправляйтесь.
Так же небрежно, лениво он ополоснул под умывальником руки, едва вытер их переброшенным через спинку кровати полотенцем и сказал задумчиво:
— Вы так молоды, милушка, а у вас уже такой взрослый сын.
— Эго племянник, — слабо улыбнулась Марина, — у меня только дочь.
— Ах, племянник? Ну это, в сущности, все равно…
Нахлобучив черный картуз, Сарычев взял палку.
— Вот что, мадам… У вас при откашливании появятся мокроты, могут даже, это самое, появиться с кровинками… Вы не пугайтесь… Пусть ваш племянник забежит ко мне, я исследую вашу мокроту… Так, на всякий случай… Засим имею честь кланяться…
Вопреки требованиям доктора Сарычева, Марину интересовал «мир за окном». Она жадно расспрашивала Андрея и Таю обо всем, что делается в школе, подолгу наблюдала, как резвятся мальчишки и девчонки на школьном дворе, думала об Александре, вспоминала Максима. Обессилевшая, слабая, она лежала, вытянув поверх одеяла маленькие руки, послушно пила подносимые Таей лекарства и тихим голосом говорила ей:
— Ты, Таенька, хозяйничай теперь. Сходи с Андрюшей на базар, купите все, что надо, и варите обед.
Марина обстоятельно перечисляла, сколько следует купить картофеля, луку, подсолнечного масла, яиц, и учила Таю, как надо готовить. Так проходили дни. За чисто протертыми стеклами окна, над длинной крышей школы, проплывали белые облака; сквозь открытую фортку вливался запах бесчисленных ручейков апрельской талой воды; на деревьях верещали, высвистывали прилетевшие с юга скворцы.