1. Буддийский неудачник (I)
10 МАРТА 1973. Я помню дату, потому что тогда отмечалась четырнадцатая годовщина тибетского восстания в Лхасе в 1959, итогом которого стал побег Далай-ламы в изгнание, из которого он должен все же возвратиться. Я изучал буддизм в Дхарамсале, тибетской столице в эмиграции, бывшей британской горной станции в Гималаях. Небо тем утром было темным, унылым и тревожным. Ранее облака разразились градинами размером с мячик для гольфа. Они теперь лежали белыми кучами вдоль обочины дороги, которая вела из деревни Маклеод Гандж вниз в Библиотеку тибетских трудов и архивов, где должна была отмечаться годовщина.
Белый брезентовый тент, трепеща и хлопая под ветром, был натянут перед входом в Библиотеку. Под ним сидела группа старших монахов в бордовых одеяниях, аристократы в длинных серых чубах и начальник индийской полиции с базара Котвали. Я присоединился к собравшимся на большой террасе внизу и ждал начала церемонии. Далай-лама, проворный, наголо бритый мужчина тридцати восьми лет, поднялся на импровизированную сцену. Аудитория в едином порыве простерлась на грязной земле. Он произнес речь, которая была едва слышна из-за ветра. Говорил он на тибетском языке, который я тогда еще не понимал, и с такой скоростью, которой я никогда не освою. То и дело с низкого неба начинал накрапывать дождь.
Я отвлекся от мыслей о тяжелом положении Тибета из-за пронзительного трубного звука. На уступе крутого склона холма возле Библиотеки, рядом с горящим огнем, стоял, подбоченясь, лама в очках; он трубил в бедренную кость и звонил в колокольчик. Его взъерошенные волосы были связаны в пучок. Белая с красным ряса была небрежно переброшена через его левое плечо. Когда он не дул в свой рог, он бормотал какие-то слова, что почему-то воспринималось мною как проклятия ворчливым облакам. При этом он вытягивал свою правую руку, сложенную в угрожающую мудру – ритуальный жест, призванный отразить опасность. Время от времени он опускал на землю берцовую кость и рассеивал горсть горчичных зерен – против зловещих туманов.
Затем начался жуткий грохот. Дождь ударил по ржавым железным крышам жилых зданий на дальней стороне Библиотеки, заглушая слова Далай-ламы. Этот шум продолжался в течение нескольких минут. Лама на склоне холма топал ногами, дул в бедренную кость и звонил в свой колокольчик с еще большим усердием. Дождь, обрушившийся на сановников и зрителей, вдруг прекратились.
Когда Далай-лама удалился и зрители разошлись, я присоединялся к небольшой группе моих товарищей