Александр и Лев Шаргородские
Лёка и Алёна
— Что за странный самолет? — спросила Лека.
— Подожди, какой, к черту, самолет, мы не виделись 12 лет, — Алена обняла ее, — какой, к черту, самолет?!
— Да вон, белый, белый альбатрос.
На белой полосе, под белым небом в белесом тумане стоял белый самолет без опознавательных знаков.
— Не знаю, — Алена махнула рукой, — ну, как ты там?
— А откуда он? — спросила Лека.
— Что за прихоть?! После вековой разлуки — вдруг самолет! Да тут каждую минуту что-то садится и что-то взлетает. В мире двести стран. И каждый день появляется новая. Дался он тебе! Ну, двинули.
Она обняла Леку, и они пошли по летному полю, покачиваясь. Два подсолнуха в июле.
Легкий смех витал над полем.
Алена забросила баул в машину, и они покатили.
Мерседес был открытый, и теплый ветер развевал Лекины волосы.
— Тебе бы пошел открытый Ролс-Ройс, — сказала Алена, — ты стала еще красивее. Как это у тебя получается в той стране? С вашей едой, с вашей радиацией.
— Если родилась красивой, — пропела Лека, — значит, будешь век счастливой.
— Какие у тебя зубы, Лека, — в 33 года такие зубы!
— С вашей едой, с вашей радиацией.
— Натюрлих. В нашей богатой Германии столько женщин с ужасными зубами. Если б у тебя были плохие, Гюнтер бы тебе сделал восхитительные. Он Паганини зубов. Его бормашина летает, как смычок…
Они мчались из Кельна в Аахен. Был чудесный августовский полдень. Что-то шептала пшеница. Свистел соловей.
— Ах, Германия, — повторяла Алена, — ах, мой милый Августин, сладко спи…
Они подъехали к трехэтажному дому в центре райского сада. За забором ржала лошадь.
— Герман, — нежно позвала Алена.
— Это твой муж? — спросила Лека.
— Муж Гюнтер, я тебе говорила, — поправила Алена. — Герман — конь. Ему три года, гордость Аахена.
Они въехали в сад. Пахло розами. В пруду плавало три лебедя.
Герман приветливо ржал.
— Ты будешь катать мою лучшую подругу, — Алена обняла его, — гут, Герман?
— Гут, гут, — Герман в знак согласия закачал головой.
— А это майне хауз, — Алена повела рукой, — шедевр Ханса Шпреде — лучшего зодчего Аахена.
— Лучший зодчий, лучший конь, — произнесла Лека.
Алена не слышала.
— Лестница — каррарский мрамор, — продолжала она, — "ПИЕТА" Микеланджело из того же. Стол — стекло Мурано, ножки — Бурано, плыл на корабле из Венеции. Сначала морем, потом по Рейну.
— Стол путешествовал больше, чем я, — сказала Лека. — Ты живешь в немецкой сказке.
— Братьев Гримм, — согласилась Алена, — а это мой маленький Мук, слышишь?
Откуда-то снизу доносился рокот бормашины.
— Гюнтер, бедненький, работает с утра до вечера. У людей болят зубки, и мой маленький Мук их спасает. Кабинет у нас на первом, мы — на втором, отсюда виден майне либе Аахен.