Мелькали кирхи, коровы, пшеницы.
— Ах, мой милый Августин, — распевала Лека.
— Заткнись! — попросила Алена.
Они долго молчали. Ветер раздувал их волосы.
— Помнишь белую ночь, — сказала Алена, — после выпускного бала?
— Эту белую ночь не забыть никогда, — пропела Лека.
— Разведенный мост, белое небо. Белый воздух…
— Разве можно заснуть, когда ночь так светла, — Лека продолжала петь.
— Белую реку… Ты помнишь, как мы мечтали в ту ночь?.. Где все это, Лека? Ты помнишь Вадика? У него всегда не хватало на лимонад, и мы сидели на скамейке в Летнем саду. Ах, Вадик, Вадик…
— Он так тебя любил, — вздохнула Лека.
— И я… Неужели еще где-то остались земли, где умирают от любви…
Она резко затормозила. Они потащили вещи на регистрацию.
Алене разрешили проводить Леку до трапа.
Они шли по летному полю, две девочки, две подруги из Ленинграда, и молчали. Что-то сжимало им горло.
Так дошли они до самолета Аэрофлота, и, не останавливаясь, прошли мимо. Они двигались к белому самолету без опознавательных знаков. Он все еще стоял там, на белой полосе, под белым небом.
Трап был подан. Они взошли по нему.
В салоне было светло и пусто.
Заработали моторы, и самолет покатил.
— Куда мы летим? — спросила Лека.
— Куда глаза глядят, — Алена смотрела в иллюминатор.
— А Гюнтер?
— Кто это? — спросила Алена.
Самолет вырулил на взлетную полосу.
— А как все твои? — спросила Алена, — мама, дети, бабушка?
— У меня никого нет на этом свете, — сказала Лека.
Самолет взлетел и прорвал тучи. Брызнуло солнце.
Самолет взмывал все выше.
Они не знали, где он приземлится.