— Почему?
— Он больше подходит к этим бревенчатым стенам…
Академик весь просиял от удовольствия. Видимо, мои слова попали в точку.
— Стены мне достались по наследству, — сказал он, — а камин я сам придумал. Он сделан по моему эскизу. Видите, решетки рассчитаны на то, чтобы, когда дрова прогорят, на них можно было класть шпажки с мясом или рыбой. Мы сегодня будем жарить медвежатину, отжатую большими кусками в душистом уксусе, есть ее с грузинской зеленью и запивать прекрасным «саперави» — это молодое вино, которое привез нам из солнечной Грузии наш друг Автандил…
От этого имени я вздрогнула и втянула голову в плечи. Но счастью, Академик этого не заметил и продолжал:
— Позвольте вам представить… — Из глубокого кресла поднялся худощавый грузин. Выдающийся, тонкий и горбатый нос делал его похожим на какую-то экзотическую африканскую птицу. Слава Богу, ничего общего с моим печально знакомым Автандилом в нем не было.
— Очень приятно… — пробормотал Автандил и нос его покраснел от смущения. Он с почтением склонился к моей руке и, разумеется, прежде чем при коснуться к ней губами, ткнулся носом, от чего покраснел еще больше.
— Кстати, и медведя он сам убил, — добавил Академик.
— Где? — опешила я. — Неужели в Грузии?
— У нас в горах очень много медведей, — важно объяснил Автандил. — Этот, которого мы сегодня будем кушать, очень любил барашков. Он их воровал прямо из овчарен, потому что отары охраняют очень злые и очень сильные собаки. Они называются кавказские овчарки…
— Я только что сообразила, что слово овчарка от слова овца, овчарня… — не удержалась от восклицания я. — Не правда ли, забавно? А в детстве, когда я встречала в книгах слово овчарня, то думала, что это специальная псарня для овчарок.
Автандил внимательно и терпеливо выслушал меня, а когда я закончила, утвердительно кивнул, словно другого и не ожидал услышать, и продолжал с того же места, где прервался.
— А в деревне собак держат на веревке. В деревне маленькие собаки. Большие собаки должны работать, а не си деть на веревке. Большие собаки очень много едят. Когда со бака сидит на привязи одна, она боится медведя. Она знает, что медведь подойдет и задерет ее и утащит с собой вместо барашка. Ему все равно, что собака, что барашек.
Автандил остановился, посмотрел на меня так, словно хотел убедиться, что материал мною усвоен, и продолжал:
— А когда этот медведь начал воровать молоденьких коров, мама написала мне в Тбилиси, я приехал и убил его из ружья.
После этих слов он поклонился, как артист после выступления, отошел к своему креслу и сел. Как я и подумала, он оказался преподавателем, вернее, доцентом Тбилисского университета. Он читал курс истории КПСС.