— Между прочим, — сказал он, — я бы хотел отстраниться от ваших замыслов: кто знает, что вы тут задумали. То есть никто не должен и подозревать, что я помог вам.
— Да-да, конечно, — закивал Сильвобрук, зябко поеживаясь и поправляя очки. — Разумеется, ни одна душа ничего не узнает. Вы так великодушны, и я, право, не представляю, чем могу оплатить вашу доброту.
— Что? Доброту? — Лицо Казинаки пошло пятнами. — Это кто сказал вам, что я добрый? — произнес он таким тоном, будто его обвинили в чем-то ужасном.
— Разве это плохо — быть добрым? — растерянно защитился Сильвобрук.
Казинаки хмыкнул:
— В наше время это не модно. Нынче котируются предприимчивость и сила воли. Так что, пожалуйста, не компрометируйте меня. А расчет за все это, — кивнул он на аэроноос, — я надеюсь со временем получить у моей сотрудницы, — Казинаки насмешливо посмотрел на Астрик. — Когда состарюсь, будешь по вечерам навещать меня и вслух читать детективы.
Он расхохотался и быстро вышел из сарая.
— Не понимаю я его, — задумчиво проговорила Астрик.
— Это человек, которому уже ничего не надо, поскольку он обладает всем, что захочет. Единственное, чего он лишен — это твоей симпатии, и поэтому несчастен, — заключил Сильвобрук после некоторых размышлений. — Удивительно, что ты расположила к себе этого монстра. Ох, знала бы ты, как мне сейчас не по себе от своего детища. — Он погладил ладонью никелированную поверхность сферы и вздохнул. — Нужно хорошо все обдумать, прежде чем запустить эту чертовщину. Ты веришь, что мысли звонарей, которых ты недавно так хвалила, очистят воздух Асинтона от злобы, ненависти, раздора?
— Это друзья Тинга, а поскольку я уверена в нем, то уверена и в них, а также в Черепке, Колибри, Шаре, с которыми познакомилась очень давно, но лишь сейчас узнала их души: они мягкие, как котята, и прозрачные, точно вода в артезианском колодце. Их внешняя грубость теперь не обманет меня — просто их слишком много обижали, и они привыкли защищаться колкостями.
Сильвобрук долго в раздумье ходил вокруг аппарата и, не заметив, что Астрик уже сменила ее сестра, размышлял вслух:
— Пользоваться этим аппаратом в общем-то совсем не сложно. Нужно только находиться не далее, чем в метре от сферы, включив сначала зеленый, а затем красный рубильник на щитке. Но есть маленький секрет: при включении красного нужно сказать волшебное слово. И какое, по-твоему? Ни за что не угадаешь! Нужно произнести: «Астрик!» — Он довольно рассмеялся. — А затем все, что будешь думать, воспримут жители города. И вот тут надо хорошенько поразмыслить, какую же информацию мы желаем сообщить, иначе можно попасть впросак, то есть увеличить количество зла и невежества. А этого ох как не хочется. Все-таки я умница, не правда ли? — с гордостью спросил он, но, оглянувшись, обнаружил, что в сарае никого нет — Гастрик постаралась незаметно улизнуть. То, что она увидела и услышала, ошеломило ее, но она сразу же сообразила, что речь Сильвобрука предназначена не для ее ушей, и нужно сделать вид, будто она ничего не слышала. Да и сам изобретатель, поймав себя на размышлениях вслух, нахмурился, однако, увидев, что находится в сарае один, облегченно вздохнул: какой бы девушка ни была милой, а никто, кроме него, не должен управлять аэроноо-сом. Закрыв сарай на ключ, он отправился домой, будучи уверен в том, что если даже кто-то проберется сюда, включить аэроноос ему не удастся без знания звукового ключа.