Но один клинок, короткий, с притопленной в широком устье кожаных ножен рукоятью, привлек внимание вятича. Он лежал чуть в стороне от крикливо разукрашенных собратьев, будто пренебрежительно сторонясь их. Что-то было в нём… молчаливое достоинство истинного воина.
Если б не явственно иноземной выделки кожа ножен, не яркая бронза, оковавшая затылок рукояти, вятич бы побожился, что нож пришёл из лесных городцов его земли.
– Доброго дня, торговый человек, – окликнул купца Мечеслав.
– И тэбэ пуст улыбнотса этат дэн, храбры витаз, – выговор у чужеземца был жуткий, но, в общем, понятный.
– Сколько просишь за этот нож? – Мечеслав почтительно поднял с устилавшей прилавок ткани глянувшееся ему оружие. Выдвинул клинок из ножен – и убедился, что оружие не зря приглянулось ему.
Торговец, приветливо улыбаясь полными губами, назвал цену.
Брови Икмора прыгнули под опушку прилбицы.
– Два коня серебром?!
Купец приподнял округлые плечи под цветастой свитой.
– Можна так сказат, да.
– Два коня?! – повторил Икмор.
Купец снова прикрыл веки.
– Добрий дарога для храбрий витаз. Пуст снова приходат, кагда будэт харошый дабыча илы кназ будыт им щедры.
Икмор сделал такое лицо, будто хотел сплюнуть.
– Ладно, Дружина. Ты хазар убивал и без этого ножа и дальше без него обойдешься.
Они успели сделать только несколько шагов в сторону от лавки, когда услышали за спиной:
– Стой! Пагады, слышыш!
Толстый купец подскочил к ним.
– Ты так сказал – храбрый витаз убывал хазар, да? – смотрел усатый в лицо Икмору, но смуглым пальцем тыкал в грудь Мечеславу Дружине.
– Храбрый витязь первого хазарина в девять лет взял, – ответил за друга Икмор. Про жизнь Мечеслава в родном краю любознательный сын Ясмунда выспросил вятича ещё в Новгороде-Северском.
– Убывал и будэт убывал, да? – черные с проседью усы встопорщились.
– Будет, – ответил теперь сам Мечеслав, против воли подлаживаясь под странную речь чужеземца.
– Пайдом, – купец ухватился за рукав Мечеслава и потащил его назад, к лавке. Удивленный Мечеслав не противился, а Икмор шел за ними.
– Вот! Бэри! – купец прямо-таки втиснул в ладонь Мечеслава рукоять полюбившегося ему оружия. – Бэри, витаз!
Мечеслав с сожалением покачал головою.
– У меня столько серебра нету.
– Нэ нада сэрэбра, так бэри, да! Толко адын… адно… будэш убывал хазарски пёс, скажы – нэт, нэ слова, я знал, в бою слова врэмэны нэт – тут скажы! – купец указательным пальцем свободной руки ткнул себя в грудь. – Скажы так: «Сабака, помны сэло Вардар! Помны Гаянэ Манушан! Дэты Гаянэ Манушан – помны, сабака!»
На последних словах голос смуглого торговца сорвался, он, выпустив сжатые поверх рукояти кинжала пальцы вятича, резко отвернулся от ошеломленных дружинников.