Полагал, что мне это удастся.
Потому что я стал другим.
– Джейк? Что смешного?
– Ничего.
Я оглядывался в поисках изменений на Главной улице, но видел все прежние дома и в том же состоянии, включая и «Кеннебек фрут», находившийся, если судить по внешнему виду, в двух неоплаченных счетах от финансовой катастрофы. Статуя вождя Ворамбо высилась в городском парке, а транспарант в витрине магазина «Мебель Кейбелла» заверял мир, что «ДЕШЕВЛЕ НЕ НАЙТИ».
– Эл, ты помнишь цепь, под которую тебе приходилось подныривать, чтобы вернуться к «кроличьей норе»?
– Конечно.
– И надпись на табличке, которая висит на цепи?
– О ремонте сточной трубы. – Он напоминал солдата, который думает, что дорога впереди заминирована, и морщится на каждой колдобине.
– Когда ты вернулся из Далласа... Когда понял, что слишком тяжело болен, чтобы довести дело до конца... табличка все еще висела?
– Да. – Он задумался. – Висела. Странно, правда? Кто четыре года ремонтирует сточную трубу?
– Никто. Во всяком случае, такое невозможно на фабричном дворе, по которому день и ночь ездят грузовики. И почему она не привлекает внимания?
Эл покачал головой:
– Понятия не имею.
– Возможно, цепь и табличка служат для того, чтобы кто-нибудь случайно не набрел на «кроличью нору». Но если так, кто их там повесил?
– Не знаю. Я даже не знаю, прав ли ты.
Я свернул на его улицу, чтобы доставить Эла к двери, надеясь, что потом мне удастся проехать семь или восемь миль до Сабаттуса, не заснув за рулем. Но меня не отпускала еще одна мысль, и я счел необходимым ее озвучить. Хотя бы для того, чтобы он не питал слишком больших надежд.
– Прошлое упрямо, Эл. И оно не хочет, чтобы его меняли.
– Знаю. Я же тебе говорил.
– Говорил. Но я думаю, что сопротивление возрастает пропорционально масштабу изменения будущего, которое может вызвать то или иное вмешательство.
Он посмотрел на меня. Кожа под его глазами стала почти черной, а в самих глазах проступила боль.
– Если можно, объясни, но только простыми словами.
– Изменить будущее семьи Даннингов оказалось сложнее, чем изменить будущее Каролин Пулин, отчасти потому, что изменение касалось нескольких человек, а в основном потому, что Пулин в обоих случаях осталась жива. Дорис Даннинг и трое ее детей умерли бы... И один из них все равно умер, хотя я собираюсь это исправить.
Тень улыбки коснулась губ Эла.
– Молодец. Только в следующий раз пригнись пониже. А не то получишь второй шрам, на котором могут не отрасти волосы.
Я представлял, как обойтись без шрама, но предпочел не делиться своими идеями. Свернул на подъездную дорожку к дому Эла.