.
Старший Аничетти выпустил струю дыма к потолку, где неторопливо вращающиеся лопасти вентилятора перепахивали синеватое облако.
– Вы преподаете в Висконсине, мистер?..
– Эппинг. – Вопрос застал меня врасплох, и я не подумал о том, чтобы назваться вымышленной фамилией. – Да. Но этот год у меня субботний.
– Это означает, что он на год в творческом отпуске, – пояснил Фрэнк.
– Я знаю, что это означает, – ответил мистер Аничетти. Попытался изобразить раздражение, но получилось не очень. Я решил, что отец и сын нравятся мне ничуть не меньше рутбира. Мне нравился и продвинутый юнец с улицы, хотя бы по одной причине: он не знал, что уже стал штампом. Этот мир вызывал ощущение защищенности, ощущение – ну, не знаю – предопределенности. Конечно же, ложное ощущение, поскольку опасностью он не уступал любому другому. Но я обладал информацией, которой – как я верил часом ранее – мог располагать лишь Бог. Я знал, что паренек, полюбивший рассказ Ширли Джексон (пусть он «не совсем его понял»), проживет и этот день, и все другие дни последующих пятидесяти с небольшим лет. Не погибнет в автомобильной аварии, не умрет от сердечного приступа, не заболеет раком легких, вдыхая отцовский сигаретный дым. В ближайшие пятьдесят лет ничего такого с Фрэнком Аничетти не случится.
Я посмотрел на настенные часы («НАЧНИ СВОЙ ДЕНЬ С УЛЫБКИ, ВЫПЕЙ БОДРЯЩЕГО КОФЕ» – было написано на циферблате): двенадцать двадцать две. Для меня это ничего не значило, но я изобразил удивление. Допил мой би-и-йа и поднялся.
– Должен идти, если не хочу опоздать на встречу с друзьями в Касл-Рок.
– Только не разгоняйтесь на сто семнадцатом, – предупредил Аничетти. – Дорога – черт ногу сломит. – И вновь я обратил внимание на чересчур заметный мэнский выговор. Какого не слышал уже многие годы. Затем осознал, что так оно и есть, в прямом смысле слова, и чуть не рассмеялся.
– Не буду. Большое спасибо. Сынок? Тот рассказ Ширли Джексон.
– Да, сэр?
Еще и сэр. Но совершенно без сарказма. Почтительность – ничего больше. Я уже решил для себя, что тысяча девятьсот пятьдесят восьмой – очень хороший год. За исключением, разумеется, фабричной вони и сигаретного дыма.
– Там нечего понимать.
– Нечего? Мистер Марчант говорит совсем другое.
– При всем уважении к мистеру Марчанту, передай ему мнение Джейка Эппинга. Иногда сигара – просто курево, а рассказ – просто рассказ.
Он рассмеялся:
– Обязательно. Завтра на третьем уроке!
– Хорошо. – Я кивнул его отцу, меня подмывало сказать ему, что благодаря «Мокси» (которой он не держал... пока) этот магазин простоит на углу Главной улицы и Старой льюистонской дороги много лет после его смерти. – Спасибо за рутбир.