Фатима хорошо почувствовала эту готовность.
– Так ты поможешь мне обучить правильному поведению Хуррем, чтобы глупостей не натворила?
Кизляр-ага покрутил на пальце новый перстень, Фатима точно угадала размер, подарок пришелся впору.
– Помогу, если зазнаваться не будет.
– Не будет! – твердо пообещала рабыня.
Женщинам предстоял поход в хамам.
Роксолана смеялась:
– Меня тут только и делают, что моют.
– Ничего, чистота не грязь, от нее не помрешь.
– Фатима, а где ты родилась?
Та насмешливо сверкнула глазами:
– В Рязани.
– Где?!
– В Рязани, да только я не славянка, не думай. Просто так вышло. Я татарка, из благородных татар. Была взята в гарем Селима, но так и осталась гезде, не продвинувшись дальше. Правда, у султана Селима продвинуться было невозможно, он больше совсем иное любил, не женщин.
– А как же дети?
– Ради детей только и ходил в гарем, но сам же всех казнил, кроме нашего Повелителя. А я у Хафсы, то есть у валиде-султан, в услужении все эти годы была.
– А что ты в прошлый раз говорила о девяти годах?
– По закону, если гезде девять лет пробудешь, а ребенка так и не родишь, то можно на волю. Мужа найдут, приданое дадут.
– Девять лет? За это время я состарюсь и жить не захочется.
Фатима усмехнулась:
– Я когда молодой была, тоже так думала. Но вот видишь, и больше прошло, а жить все равно хочу. Живи, пока живется. А когда тебя забрать, Аллах сам знает.
Для похода в хамам поднялись до рассвета и вышли тоже. Фатима с помощью еще одной рабыни тащила целый воз всякой всячины.
– Это зачем?
– Мы там до вечера будем, ты голодать собралась? Да и все для мытья с собой.
Они брели в темноте толпой, бдительно охраняемые евнухами, но не потому что могли сбежать (куда и зачем?), а чтобы ничей взгляд не оскорбил собственность султана. Это были его и только его женщины, и никому, кроме евнухов и допущенных до гарема нескольких людей, непозволительно видеть этих женщин даже под горой тряпок. Это при том, что сам султан вообще не всех видел.
Роксолана уже знала, что бывали наложницы, которые никогда не попадались на глаза Повелителю, да и сами его видели только из окна. Все решало отношение валиде-султан и кизляр-аги. Допустят пред ясные очи Повелителя – получишь шанс ему понравиться, не допустят – так и просидишь в рабынях, и не девять лет, а всю жизнь. Закон законом, но не для всех он писан.
Роксолана уже поняла, что ее заметили, что у нее-то шанс есть, и еще поняла, что это из-за того самого человека, что не оставил себе, а привел в гарем султана. Прошло уже несколько дней, а она ни того человека, ни Повелителя не видела даже издалека. И не могла понять, рада ли своему шансу или нет. Скорее нет, оставили бы в покое на девять лет, пусть даже рабыней, но только не у Махидевран, она и на то согласна. Наслушавшись всяких страстей, хотела только покоя, но уже знала, что его не будет.