— Я так увлеклась, что не заметила, когда вы пришли.
— Я понял это. Ну и далеко ли вы продвинулись в своих изысканиях? Конец близок?
— На сегодня все!
— Не хотите ли пропустить стаканчик на сон грядущий?
А почему бы и нет? Эстер согласилась. Уильям предложил ей довольно хитрую смесь: кофе по-ирландски, взбитое с виски. Сам, видимо, приготовил и теперь с видимым удовольствием смотрел на вспенившуюся жидкость.
Сумерки создали в столовой какой-то странный, почти фантастический уют. Эстер с искренней озабоченностью спросила:
— Каковы последние сведения о Мартине?
— Ему сделали операцию, соединили кости стальным штырем. Все должно быть в порядке. Но, конечно, потребуется время.
— Ваша сестра, видимо, очень переживает…
— От неожиданности сестра растерялась. Она любит Мартина. Тот стабилизирует и уравновешивает ее взбалмошность и экзальтированность. Наверное, время от времени София его допекает, но с его терпеливым характером все кончается благополучно.
— София призналась: ей хотелось бы, чтобы Мартин был похож на вас некоторыми чертами характера.
— Неужели так и сказала? — В голубых глазах отразилось искреннее любопытство. — Когда же она успела поделиться своими несбыточными мечтами?
— Да сегодня после обеда.
Зря она, наверное, проболталась, но что теперь поделать — слово сорвалось…
— А каким образом вы коснулись этой темы? Почему вообще состоялась столь задушевная беседа?
— Скажу, что это был довольно странный для меня разговор. — Эстер не сдержала улыбки. — Кстати, благодарю вас за предостережение касательно Патрика Керра. София вполне серьезно отнеслась к запрету говорить на данную тему… в отличие от вас самого!
Билл сжал губы.
— Ну и болтушка моя сестрица…
— Не судите строго. Тем более что вашу сестру беспокоит гораздо больше совсем другое: какова степень нашей с вами близости?
— Ну и что вы ей поведали по этому поводу?
Эстер в ответ лишь пожала плечами, как бы давая понять собеседнику, что ей, собственно, и сказать-то было нечего.
— Ну ладно, не будем об этом. — Билл поуютнее устроился на стуле и, повернув к гостье лицо, на котором читался искренний интерес, попросил: — Эстер, расскажите, каким вы были ребенком? Кстати, вы единственное дитя в семье?
— Да, я росла одна.
— Так я и думал. Мне почему-то сразу показалось, что вы были не просто единственным, но временами и очень одиноким ребенком.
— Вы правы, я была довольно одинока. Мой отец человек аскетичный… в его системе ценностей женщинам было отведено вполне определенное, строго ограниченное время и место. Именно поэтому мама для него существовала, мягко говоря, на втором плане, а я еще дальше. Отец считал: самое главное вести себя тихо и существовать незаметно, обязательно соответствуя общепризнанным нормам и принципам. Если бы ему, упаси бог, довелось бы узнать, что жених меня покинул на полпути к алтарю, — Эстер горько рассмеялась, — он этого просто не пережил бы.