Вас сейчас расстреляют… (Туманов) - страница 9

И замерла, сжалась батарея. Затаились. Как это «сам»? Кто на такое пойдет сам?

— Ну? Ну? — по-прежнему улыбаясь, торопил Прадий. — Не стесняйтесь.

На артиллеристов уже оглядывались пехотинцы. С интересом. Пойдут? Не пойдут? Свой, как никак. Вместе ели из одного котелка. Спали рядом. Не приведи бог им, пехотинцам, пришлось бы решаться на такое богомерзкое в общем‑то дело.

— Не найдется таких в моей батарее! — грубо отрубил Железняков.

И острый интерес в сверкнувших глаза Прадия сменился иным выражением. Но тоже острым.

— Почему? — еще шире улыбнулся начальник особого отдела. — Расстрелять предателя? Контрреволюционера? Не найдется? Странно, комбат. Очень странно.

— Почему не найдется? — услышал Железняков за спиною ворчливый голос. — Отчего? Расстреляем. Сделаем.

И головы не повернув, узнал — Мартыненко. Службист.

— Вот видите? — насмешливо прищурился Прадий. — А вы говорили. Плохо знаете людей, лейтенант.

Коротко и тупо что‑то шмякнуло, что‑то прошелестело там, за спиной. И не то сдавленный стон, не то шепот едва уловило ухо. Железняков резко обернулся.

Скорчившись стоял во втором ряду сержант Мартыненко, держась руками за живот и за бок.

— Ох, — простонал он, глядя виновато на комбата. — Ох, ребро… Старая рана… Контузия… Ох, не дойти мне.

Рядом, чугунно замерев, стояли бойцы орудийного расчета Мартыненко и взвод Полякова. Только они могли дотянуться до добровольца. На неподвижных лицах посверкивали глаза. И с хитринкой. И с удивлением, что у кого‑то появилось желание лично участвовать в расстреле. А может быть удивлялись и внезапно открывшейся ране.

— Прикладом? — участливо спросил Прадий. — Или кулаком? Кто?

Неизвестно ответил бы что‑нибудь на это Мартыненко. Просто ему повезло.

— По-о-олк! Рравняйсь! — донеслось с правого фланга.

Сожалеюще, посмотрев на Железнякова и пробежав скользящим, но профессионально многообещающим взглядом по рядам батареи, Прадий, вышагивая по-журавлиному длинными ногами в тонких хромовых сапогах, двинулся, не разбирая дороги, по лужам прямо на правый фланг. Немецкий пистолет, как влитой лежал на его бедре. Надетая чуть набекрень фуражка с довоенным голубым околышем закрывала лаковым козырьком глаза.

* * *

В середине апреля, когда вынужденная распутицей передышка в боях могла вот-вот оборваться и немцы снова стали бы пробовать улучшить свои позиции, столкнув тысяча сто пятьдесят четвертый полк с двух, занимаемых им, главных высот, откуда он не только просматривал позиции противника, но и доставал их огнем станковых и ручных пулеметов, командир батареи решил соорудить на двести сорок восемь шесть дзот для орудия из взвода Полякова. До этого орудие стояло на открытой позиции, скрытое кустарником, и хотя его на день закатывали в укрытие, слабый, в один накат козырек над полукапониром при прямом попадании снаряда не давал надежды на спасение пушки и людей.