ты об этом никогда не узнаешь. Я не посмею тебя расстраивать. Правда, мы ему никогда не
расскажем? – обратилась Зоя Григорьевна к бездушной, бессловесной машине.
- Ты у меня хороший, - она похлопала автомобиль по капоту, как старого верного пса. –
Ты друг мой и тебя мне подарил Сереженька на юбилей. Ты помнишь? Я тогда очень
радовалась, но ты только не обижайся – я радовалась вовсе не тебе, а тому, что мой сын не
забывает меня, любит и балует. Я ведь его так люблю. А эти слезы, ты не обращай на них
внимания – это просто накопилось. Я очень впечатлительная стала, вот увидела тебя,
вспомнила про Сережу и заревела, как девочка.
Зоя Григорьевна тихо рассмеялась, сняла варежку и оттерла слезы с лица.
- Ну, совсем распустилась. Я очень капризна, да? – снова обратилась она к своей машине.
– Вроде бы не на что жаловаться, все живы-здоровы, мой сыночек занимается любимым
делом. Чего же я все тоскую, а?
«Лада» ничего не сказала, потупив фары, но женщина сама знала ответ на этот вопрос и
то успокаивала им свое сердце, то бередила. Это мать тосковала по сыну – вот и все. Зоя
Григорьевна нежно любила своего единственного ребенка, и она всю жизнь вела себя так,
чтобы не навязываться ему, не мешать. При этом Сергей знал, что на нее всегда можно
положиться и что мать обязательно придет на помощь по первому же зову. Бывали и случаи,
когда она не спешила помогать, таким образом подталкивая сына к самостоятельному
решению, помогая ему стать настоящим мужчиной, и он впоследствии не раз благодарил ее
за мудрость. Но совсем недавно Зоя Григорьевна поняла, что ее помощь больше никогда не
потребуется. Это мать осознала, что ее сын больше не ребенок.
В последнее время она очень часто плакала, тоскуя и одновременно кляня себя за эгоизм.
Зоя Григорьевна желала благословить сына на дальнее, взрослое плавание, но не находила в
себе сил побороть глодавшее ее изнутри одиночество.
- Какая же я глупая! Ведь жаловаться не на что. Мой сын любит меня, бережет, он
уделяет мне достаточно внимания. Но пора бы принять, что он самостоятельный, занятой
человек – у него своя жизнь, Сережа помогает людям, а я не имею ни малейшего права его
тревожить. Знаешь, мое верное ландо, - Зоя Григорьевна продолжала нежно гладить машину,
- похоже, что это он стал взрослым, а я, наоборот, превратилась в ребенка.
Женщина помолчала чуть-чуть, а потом сказала:
- Я глупая, и жизнь у меня глупая. Дети взрослеют, все идет своим чередом, но почему
все-таки так грустно, одиноко? Когда же, где на пути я потеряла самое дорогое, что у меня