- … о воззложенных на него обяззанностях. И при всем при этом он – инвалиддд.
Только сейчас ты понимаешь, что женщины говорят о собеседнике Адель.
- А она вовсе не так красива, как утверждают, - это замечание, по-видимому, относится
как раз к твоей знакомой.
- Ведет себя скандально. После случившегося заявиться на светское мероприятие… Я еще
понимаю, мэр.
- И фигура у нее жуткая. Грудь чересчур велика.
- Ну, милая, это же одно из главных условий в их профессии.
Обе дамы заливаются тонким смехом, ледяной воздух проникает им в горло, и хихиканье
тут же оборачивается надсадным, старческим кашлем. Узнав, что Адель Семенова водит
знакомство с мэром города Вышнего, ты решаешь немедленно присоединиться к этой паре,
прекрасно осознавая всю выгоду подобных контактов. Пробираешься к ним сквозь толпу.
Теперь около Адель и мэра стоит еще какой-то мужчина.
- Эхем, - шепчешь ты смущенно.
Девушка рада тебе, или просто вошла в привычный образ светской и приветливой дамы.
Взяв за локоть, она сперва представляет тебя своим знакомым, а затем рапортует:
- Это, как вы, наверное, знаете, – господин мэр. А это мой брат Никита.
Следует взаимообмен кислыми улыбками и слабыми рукопожатиями. В ходе
дальнейшего разговора к тебе никто не обращается, но это не мешает слушать. В мэре ты,
прежде всего, обращаешь внимание на крючковатый нос и слезящиеся глаза. Никита,
высокий и угрюмый мужчина лет тридцати, стоит без шапки и с пунцовыми, хотя красивыми
ушами.
- Филипп явно продвигается в нашу сторону, - тихо предупреждает он то ли Адель, то ли
мэра. Но точно не тебя.
- Я не буду оборачиваться, а то неприлично выйдет, - улыбается Адель. – Кстати, ты
когда-то собирался вызвать его на дуэль за мою поруганную честь. Не забыл? Может быть,
самое время? Лес, зима, поэтично.
Никита хмыкает. В диалог вступает господин мэр. Глухим, низким голосом он ни с того,
ни с сего говорит:
- Дочка, это понятие не личностное. Это общественное понятие. Так, во всяком случае,
было в царской России.
- Вы о дуэли, Степан Михайлович? – догадывается Адель.
- Да. Глубинная суть этого ритуала заключалась не в сведении личных счетов, хотя это
всегда становилось причиной, а в критике самого факта нанесения оскорбления. То есть
вызывавший на дуэль защищал не свою или чью-то честь, а честь как общественное понятие.
Он от лица всего общества в целом пытался наказать или даже образумить человека,
забывшего о нравственных правилах и, таким образом, выпавшего из общества. В этом есть
что-то санитарное. Но, к сожалению, вскоре дуэль превратилась в дурную привычку…