окном темень – то ли глубокая ночь, то ли зимнее солнце еще не взошло. А прямо перед
тобой на полу лежит игрушечный мишка, но он, неестественно сплющенный, повернулся к
тебе спиной, будто не хочет встречаться глазами. Вернее, одним, оставшимся и стеклянным
глазом. Ты замечаешь, что его коричневая шерстка в одном месте слиплась и почему-то
блестит. И тогда тебя начинает рвать. Это всего лишь спазмы, они идут из живота,
стремительно подступают к горлу, но наружу ничего не выходит – из гортани вырываются
только сухие хрипы. Ты глухо стонешь – во время непрошеных спазмов волей-неволей
приходится напрягать грудь и живот, а это причиняет сильную, судорожную боль. Ты ведь
понимаешь, что на шерстке медвежонка подсыхает сперма Петровича. Наверное, дядя Лидии
вытер член об игрушку, как только кончил, возможно, ему это даже показалось смешным.
Затем он кинул игрушку на пол, наступил на нее, застегнул штаны и покинул квартиру.
38
Рвотные судороги прошли. Ты лежишь на полу с открытыми глазами и стараешься не
шевелиться. Ты прекрасно знаешь, что этот неизвестно откуда взявшийся плюшевый
медведь – всего лишь игрушка. Она не мыслит, ничего не видит и не понимает, ничего тебе
не припомнит, боль, в отличие от людей, не испытывает – она неодушевленная. Но почему
же тебе так стыдно перед ней? Стыдно, что медвежонок видел, как тебя избивают и
насилуют – все происходило на его стеклянном глазу. Стыдно, что тебе не удалось, даже не
пришло в голову защитить игрушечного медведя, и Петрович безжалостно над ним
надругался.
Подтягиваешь колени к животу и обхватываешь их руками. Все тело пронзает легкая
дрожь, колышутся плечи, из горла рвется надсадный стон. Ты начинаешь плакать. Ты против
желания прокручиваешь в голове все, произошедшее накануне, и горько плачешь.
Издевательства Лидии, картинки избиения, воспоминания об изнасиловании – они
преследуют тебя, и ты изо всех сил жмуришься, чтобы их отогнать. Плакать больно, но не
плакать еще больнее. Слезы беззвучно бегут по горячему от стыда лицу и несут прохладу,
как будто утешают, баюкают. Тебе не стыдно плакать. Тебе так больно, так одиноко, и слезы
текут сами по себе – это естественно. Крохотная слезинка крадется по твоей щеке и тихонько
подбегает к краешку губ, ласково жмется, и ты благодарно слизываешь ее кончиком языка. И
тогда тебя берет невыносимая тоска. Ты вжимаешься в пол, трешься щекой о шершавый
паркет и воешь. Как будто ищешь кого-то в комнате невидящими глазами и горько шепчешь: