— И как же ты коротаешь время, отец Эд?
Отец Эд пожал плечами.
— Стараюсь искупить свою вину, давая добрые советы и направляя тех, у кого есть ещё шансы достичь Небес, на путь праведный.
— Ха! Ты?!
Де Жекс снова пожал плечами.
— Поскольку ты прикован к полу цепями, тебе остаётся только выслушать мой совет, даже если ты не намерен ему внять.
— И что же ты советуешь? Говори быстрее, ты блекнешь.
— Я не блекну, — объяснил де Жекс. — Тюремщики услышали, как ты кричишь на меня, и открыли дверь. Смотри, уже утро, окна Ньюгейтской тюрьмы распахнуты, в них струится свежий воздух, всё заливает свет. Я тут с тобой. Не обращай внимания на тюремщиков: они в растерянности, потому что не видят меня и полагают, что ты не в себе.
— Ха! Вот дурачьё! Я не в себе! Надо же такое удумать!
— Ты согласился на предложение Даниеля Уотерхауза. Почему?
— Я рассудил, что он самый надёжный из троих. Чарльз Уайт человек влиятельный, но положение его шатко; того и глядишь, ему придётся бежать из Англии. Опасно на него ставить. Ньютона я просто не понимаю. А вот Уотерхауз… он связан с Сатурном, у него есть все основания довести дело до конца. Он уже вытащил мальчишек из Флитской тюрьмы — из-за того-то сэр Исаак вчера вечером так злился…
— Это было три вечера назад, Джек, — сказал де Жекс. — А под гнёт тебя положили два дня назад, восемнадцатого.
— Надо же, как чертовски давно. Я и не уследил за временем.
— Ты продержался дольше, чем кто-либо прежде. Весть просочилась через окна Ньюгейта на улицы, и толпа распевает о тебе песенку:
Нагружайте до кучи хоть тонну, —
Молвил Джек Куцый хер непременно, —
Ночь еще впереди,
Хватит духу в груди,
Расколоться не вижу резона я.
— А, так вот что они орут дурными голосами? А я-то гадал. Вполне сносно для народной песенки. И очень трогательно. Надеюсь, толпа её ещё подшлифует. Народ скинется и наймёт настоящего поэта, человека со вкусом. Я бы предпочёл героические куплеты, ямбическим гекзаметром, например, и чтоб их можно было положить на музыку…
— Джек! А не пришло ли тебе в голову задуматься, почему ты слышишь меня, бесплотного призрака, в то время как никто из тюремщиков не знает, что я здесь?
— Нет, зато мне пришло в голову задуматься, почему ты не приставал ко мне целых два дня, а теперь вдруг вздумал нарушить мой покой дурацкими советами.
— Ответ в обоих случаях один. Ты стоишь на пороге врат из одного мира в другой.
— Это такой поэтический способ сказать, что я скоро окочурюсь?
— Да.
— Что ж, увидимся через минуту-другую. Я чувствую, что испускаю дух… Я слышу звон райских колоколов…