Квинтон что-то говорил, но Брэд не слышал. Он продолжал молиться: «Пожалуйста, пожалуйста, спаси ее. Спаси. Она же твое дитя. Спаси ее…»
Слева послышался шорох. Он взглянул туда и увидел… Этого он боялся больше всего на свете. Птичка стояла в проеме двери, напоминая ангела милосердия.
У Брэда перехватило дыхание.
— Привет, Квинтон.
Тот застыл. Затем медленно повернулся. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, и Брэд мог только гадать, что за страшные мысли роятся в сознании этого психопата.
— Привет, Птичка.
Брэду хотелось закричать: «Лети отсюда, Птичка! Лети подальше! Это монстр, он не пощадит тебя. Ты страшно наивна! Лети!»
Он застонал, пытаясь собрать все силы, чтобы не потерять сознание. Нельзя, чтобы все кончилось так! Она должна улететь.
Но Птичка стояла, не сводя глаз с убийцы, а Квинтон — с нее.
Брэд тяжело дышал, почти парализованный страхом, но наконец обрел дар речи.
— Лети… — И еще раз, на крике: — Лети отсюда, Птичка, лети!
— Нет, Брэд. Не сейчас.
Голос у нее такой тихий, такой нежный, такой невинный.
«Она хочет умереть за меня!»
Квинтон подошел к столу, отложил в сторону дрель и взял пистолет.
Птичка перевела взгляд на Брэда. По щекам ее катились слезы. Но она не пошевелилась.
— Пожалуйста, Птичка, умоляю… Умоляю…
Он повернулся к Квинтону, стоящему у стены, на которой собирался распять свою жертву.
Брэд попытался снова заговорить, но голос его не слушался. Один лишь шум в голове. Его охватила огромная скорбь.
«Прости меня, Птичка! Прости за то, что позволил тебе полюбить меня. Прости за то, что твоя сломанная жизнь привела тебя ко мне, первому мужчине, который выказал тебе хоть какие-то знаки любви. Ты не должна отдавать за меня жизнь! Это неправильно! Это всего лишь сказки, так только в литературе бывает, я этого не достоин, я дурной человек. Прости. Прости меня, Птичка!»
Их разделяло сейчас шесть метров барака. Квинтон, казалось, погрузился в транс, словно, предвидя приближающийся миг осуществления своих планов, не мог найти слов, чтобы выразить значимость момента. Он стоял с пистолетом в руке и не сводил глаз с Птички. Ни слова торжественного с его стороны, ни проклятий, ни выражения ненависти — даже лицо его было неподвижно и руки не дрожали.
Он просто смотрел на нее.
Быть может, Квинтон не мог поверить в такую наивность: прийти сюда, зная, что тебя ожидает… Да. Должно быть, так и есть. В этом он с Человеком Дождя согласен. Только простая душа способна по собственной воле ступить на путь, где нет ни единого шанса на спасение.
— Смотрю, ты гадаешь, что привело меня сюда, — произнесла Птичка.