— Я не могу больше тебя бояться, Квинтон, — говорила Птичка. — Не могу бояться отца. Я не могу жить с ненавистью и страхом, которые хотят убить меня.
Квинтон неподвижно стоял на расстеленных на полу одеялах. Глаза его были расширены. Сжатые в кулак ладони дрожали.
— Я прощаю тебя, Квинтон, — прорыдала девушка и, сделав шаг вперед, остановилась перед ним, медленно протянула руку и прижала ладонь к его груди.
Квинтон был настолько потрясен, что совершенно потерял голову. Выглядел напуганным. Подавленным.
— Он старается убить тебя. — Голос Птички звучал сквозь слезы мягко и проникновенно. — Тот самый монстр, что хочет убить и меня за то, что меня избрал Бог. Да-да, он хочет убить и тебя. — И добавила так тихо, что Брэд едва услышал ее: — Ты такой же, как я. И он хочет убить нас обоих.
Квинтон содрогнулся. Брэд не знал, что сказать. Пусть бежит отсюда, пусть выцарапает ему глаза и убегает, пусть швырнет лампу на пол и спасается через заднюю дверь.
— Мне жаль, что отец обидел тебя, Квинтон, — вновь заговорила Птичка негромко, утерев слезы, словно ангел, посланный на землю специально ради него. — Но ты все равно избранник. Тебе нет нужды оправдываться в глазах Бога или ревновать к нему других избранников.
И тут случилось нечто, от чего у Брэда кровь от лица отхлынула. Квинтон задрожал еще сильнее, по щекам полились слезы. Губы отчаянно сжались, и, не отталкивая руку седьмой избранницы, Квинтон разрыдался. Птичка плакала вместе с ним.
Но Брэд не испытывал ни благодарности, ни облегчения. Он видел только одно: грехи этого монстра выходят на свет божий благодаря его собственной невинной жертве. И от этого стало еще страшнее.
— Птичка… — Он пока и сам не знал, что скажет в следующую минуту, потому что его слова могут приблизить ее конец, но могут и спасти. Она не обращала на него внимания.
— Если я его избранница, то и ты тоже, — говорила Птичка. — А он любит всех. Даже меня. Даже тебя.
И тут мужчина, грозно нависающий над Птичкой, словно опал. Он содрогался от рыданий. Руки повисли как плети, пистолет выскользнул из ослабевших пальцев, и он медленно опустился на колени.
В голове у Брэда звонили колокола тревоги, и он не мог заставить их умолкнуть.
«Лети, Птичка! Лети! Ты права, и он знает, что ты права, а жить с этим знанием не может. Он сейчас очнется и убьет тебя, Птичка. Лети!»
Губы у Брэда беззвучно шевелились, но он не мог перечить ей — слишком рискованно. Оставалось только молить Бога о милосердии.
Птичка не улетела. К ужасу Брэда, она положила руку на плечо Квинтона, и это рыдающее, содрогающееся подобие человека опустилось на корточки.