Перед тем, как окончательно исчезнуть за Алендроковым красным шатром, оруженосец из Белькера еще раз оглянулся. Лицо его, молодое и грустное, выглядело в самом деле красивым и добрым.
— Эй, Гилельм, ты не злись, ладно?.. Я же только…
Тут-то он и столкнулся с Алендроком. Как всегда, краснолицым от жары, правда, в кои-то веки без шлема; он ехал верхом, пристегнув шлем к высокой луке седла, и конь под ним был незнаком Гийому: легконогий, золотисто-рыжий, красивой местной породы.
Риго учтиво раскланялся с рыцарем и наконец растаял в воздухе. Алендрок, буркнув что-то вроде приветствия, тяжело спешился и подозрительно глянул ушедшему вслед.
— Это кто еще такой?
Гийом, со смятенным, злым и красным лицом нагнулся к огню, чтобы снять вконец пригоревшую кашу, ответил невнятно и себе под нос. Алендроку пришлось переспросить.
— Этот? Ну, оруженосец… Оттуда, — Гийом невнятно махнул рукой в сторону имперских шатров. — Из тех, которые с немцами пришли…
— А чего ему надо было?
— Так… Поговорить. Провансалец же… Южанин… Как я…
— А какого ладана этот южанин тебе сказал, чтоб ты не злился? Я слышал. Вы что, повздорили?
— Да нет… Вроде бы нет, мессир.
Золотистый конек нервно перебирал ногами. Алендрок, притягивая к себе его точеную головку, потрепал коня по морде, кривя губы в одну сторону — так уж он улыбался, а иначе не умел.
— А этот — тебе, Гийом. У англичанина одного купил. Англичане, конечно, всегда рады дрянь подсунуть, но этот вроде ничего. Звать — Дофин.
Глаза Гийома расширились (даже стали на миг из длинных — круглыми).
— Конишка, конечно, хиляк, но на тебя пока хватит, — Алендрок снял седельную сумку, швырнул тючок — а шлем заботливо приладил поверх. — Ты пойди, пристрой его к Босану. Я тут с ужином сам разберусь.
Гийом, глаза которого так и остались расширенными, хотел поблагодарить, но вместо этого только похлопал ресницами и повел коня прочь. Лицо его горело, как натертое песком. Алендрок и его проводил мрачным взглядом — что-то последние несколько дней стал он внимательный, и этот румянец не укрылся от его бдительного блекло-серого ока. И пока он устраивал — гулять так гулять — все для ужина, даже стол поставил в кои-то веки, раз уж появились белые лепешки и гиеньское вино, вчера неплохо потрудились, а следующий такой же штурм этот крепкий город вряд ли выдержит, значит, можно расслабиться. Вот когда возьмем Аккон, подарю Гийому не такого конишку… И вообще не только конишку, клянусь святым Иоанном… Только если…
И потому он не смог не сказать Гийому уже за едой, так ерзая на трехногом стуле, что тот весь трещал, предупреждая, что может и развалиться: