Золото мое (Дубинин) - страница 75

Наконец он, кажется, нашел. Спешился легко, наклонился — ярко-белая фигура, щит за спиной, даже кольчуга как-то слишком светлая для стальной — коснулся найденного белой тонкой рукой. Был он без шлема, и светло-золотые волосы закрыли на миг ему лицо под дуновением горячего ветра. Тот, кого он нашел, похоже, был мертв — лежал лицом вниз, в закрытом шлеме, и рука со щитом подвернута гербом внутрь, так что непонятно, как белый юноша его узнал.

Но нет — вздрогнул от касания, слегка приподнимаясь на руках; обалдело потряс головой, обернулся. Шлем-горшок — от падения, да беднягу еще, кажется, конь проволок головой по земле — сбился прорезью в сторону, ничего не видно. Рыцарь провел дрожащей рукой под подбородком, нашаривая перекрутившиеся ремешки — и наконец освободился от шлема. Лицо его в обрамлении короткой светлой бороды, явившееся на свет, было смятенным, красновато-потным и непонятно, взрослым или молодым. Еще не веря, что взаправду видит свет и чувствует воздух, потер лицо руками.

Тот, что приехал за ним, стоял и с улыбкой смотрел. Ветер — и откуда только взялся, золотой ветер, пахнувший, как розы, одновременно как потрясающий восточный сад и виноградники милой Аквитании — развевал его мягкие волосы, открывая лицо, простое, смелое и очень красивое. И еще — лицо юноши было совершенно чистым, без каких-либо следов или шрамов. Тот крест… Он теперь был не на лице.

Второй, старший — впрочем, не так уж и старший, не отец, как показалось сначала, а скорее старший брат — смотрел снизу вверх то ему в лицо, то на грудь, на длинный красный крест на белой котте. Не тамплиерский, с закругленными концами, и не иерусалимский, с тау-образными перекрестьями на концах: просто прямой, как из бретонских сказок. Потом взял узкую, прохладную руку юноши — все-таки он был юношей, а не мужем, этот белый — и поцеловал ее спокойными губами. Не отнимая руки, юноша помог ему подняться, и тот, все никак не веря, что может стоять, стоял, пошатываясь, жадно глотая воздух.

Тело его, совсем искореженное, с порубленным щитом — вечерняя задача для герольда — осталось лежать, но юноша только двинул бровями — оставь, так надобно — и кивнул ему на своего коня. Белый конь терпеливо ждал. Садиться на него было очень страшно, потому что тому, кто еще не прощен, никогда не ведомо, как давно все искуплено. Но белый юноша уже сидел в седле, ничего, вот печать тамплиеров тоже такова — двое братьев на одном коне — кивнул ему на место позади себя, кивнул с улыбкой, но властно и непререкаемо, и светлобородый, в первый раз не беря с собою шлем, поставил ногу в стремя. Он был еще слишком слаб, чтобы подняться в седло без стремян.