— Звать его так — Черт, вот уж имечко дали, — пояснил снизу вверх Антуан, увертываясь от слюнявых ласк. Песий хвост не хуже дисциплины хлопал его по спине. — Когда мелкий щенок был, бабка хозяина на него впотьмах наступила и обозвала; а хозяин смеха ради дал кличке прижиться. Я его, считай, с его малолетства знаю, вместе в перегон ходили… То есть с хозяином егонным, с Раймоном, и с другими ребятами… Ну, полно уже, Чертушка, малый, весь хабит мне перемажешь… Ты откуда тут взялся? Почему один бегаешь?
Ответ на вопрос пришел немедленно: из-за поворота появилась стройная женщина в темном, женщина с фигурой танцовщицы, с кокетливо повязанным голубым платком на плечах. Ясно было, почему хозяйка так сильно отстала от сопровождавшего ее пса — походка ее была осторожной из-за большого кувшина, высившегося на голове.
— Черт! — испуганно воскликнула она при виде того, что с ходу приняла за драку. — А ну цыть, негодный пес, а ну ко мне!
И голос ее, даже произносящий подобную малокуртуазную речь, был похож на хрустальный колокольчик.
Разглядев наконец в смутном туманно-закатном свете две фигуры в черно-белых хабитах, она вскрикнула не то от неожиданности, не то от испуга; споткнувшись на ровном месте, покачнула полный до краев кувшин, так что по его глиняному боку и по смуглой ее щеке покатилась красная струйка.
— Батюшки… Батюшки светы…
Не зная, как теперь и отозвать пса с богохульным имечком, она в смятении попробовала посвистеть ему и издала неверное шипение, на которое Черт изумленно обернулся, вывесив на сторону язык.
— Здравствуй, Гильеметта, — предупреждая любое возможное приветствие, встал навстречу сияющий Антуан. — Узнаешь меня? — Он попытался одновременно шагнуть к ней и отряхнуть хабит от следов пыльных собачьих объятий. — Это я, Антуан де на Рика! Черт, то есть пес ваш, меня сразу узнал! Да что ты стоишь? Не бойся! Это вот брат Аймер — помнишь брата Аймера? Мы к вам решили с проповедью зайти, время же пасхальное, самая надобность… Расскажи, как дела тут у вас, что родня, что кюре новый? До чего же я рад тебя видеть, землячка, ты и не поверишь!
Он протянул навстречу Гильеметте руки, еще мокрые от песьей слюны. Лицо его сияло — так же, как сияла на пол-локтя ниже белозубая улыбка крутящегося от радости пса, вовсю расточавшего любовь и ласку. Однако Гильеметта не спешила присоединиться к ликованию; смотрела из-под кувшина сторожко, глаза испуганно блестели из темных кругов усталости. Наконец сделала робкий шаг вперед, по пути снимая кувшин с головы.
— Антуан… пасынок Бермонов? Неужто вправду ты? И, Господи помилуй, что это на тебе надето — впрямь монашеское платье? Так ты у нас теперь… Ты теперь настоящий этот самый… Всамделишным клириком сделался?