О смерти! Проще всего было бы уморить себя голодом. Но… Та надежда, которая все еще не умерла внутри у меня, восставала просив этого с силой, которой я не ожидал. К тому же я боялся. Когда я в первый раз отказался от еды, Гаспар не стал возражать — просто снова ударил меня по голове, и на руке моей вскоре обнаружился новый — шестой по счету — шрам. Я в самом деле боялся — боялся быть бит, боялся боли и новых унижений, и шрамы внушали мне почему-то глубочайшее отвращение. Я чувствовал, что они связаны с отвратительным колдовством, сосущим последние жизненные силы. Нет уж, так просто подарить им это — подарить им свою смерть — я не собирался! И помогать убивать себя не хотел. Поэтому вскоре по пробуждении попросил у Гаспара — хотя и через силу — еды. Бульона и хлеба.
К чести его будет сказано, что такие мои просьбы он исполнял быстро и безоговорочно. Не приносил мне старик только того, чего я куда больше желал: книг и новостей. Как-то задремав днем — я теперь удивительно много спал, но короткими урывками, по нескольку часов — я увидел во сне отца. Проснувшись с ясным воспоминанием в голове, я попросил у старого слуги чего-нибудь поесть; и пока он ходил за едой, поскорее засунул руку под матрас. И в самом деле, под пальцами захрустела бумага! Я вытащил на свет отцовское письмо — то самое, предсмертное — и жадно перечитал его, хотя света в комнате было и мало, только из щелей в ставнях. Но я слишком соскучился по чтению, чтобы беречь глаза.
«Да благословит тебя Господь, возлюбленный сын»… Я зашмыгал носом от жалости к себе. Знал бы ты, отец! Знал бы ты, как горестно и бесславно я тут умираю, на нашей земле… Уж лучше бы я не послушал тебя и вернулся в Город. Уж лучше бы Этельред меня убил тем ударом. Уж лучше бы что угодно еще! Вот тебе и «береги себя от гордыни, зависти и злобы людской»… Но тут мой взгляд за что-то зацепился, и я вернулся глазами на несколько строчек раньше: «Этельред, сын Этельстана». Как же я раньше не замечал?
Теперь история северного барона, окончившаяся в год моего рождения, всплыла у меня в голове. Рейнард говорил тогда на башенке — «Отец рассказывал про Этельстана… С ним не долго-то церемонились», вот как сказал мне Рей в ночь перед поединком. Почему же я не связал это имя ни с чем? Этельстан. Неужели тот самый северный барон, которого за колдовство лишили земель? Это сделал еще отец нынешнего короля, если я не ошибаюсь. А Этельред, значит, сын того колдуна. Вот почему и его отец, и он сам жили в Замке Орла и притворялись верными вассалами Роландова рода! Просто им было негде больше жить. И вот зачем Этельреду понадобились мои земли! Потому что своих у него вовсе нету…