Предпоследняя былина (Palpatyne, Штейн) - страница 2

Меня это не стремает. Может, еще молода, а может еще что-то, но, в общем-то, мне ваши взгляды до узды коня моего. Кстати, я одна из трех витязей, которые предпочитают лошадь пуссикету. Конечно, пуссикет – это не только приятный мех, но и тридцать крепких зубов и два десятка втяжных когтей, но…

У лошади есть свои преимущества – скорость, маневренность и тяжелый удар копытом, а кроме того, найдите мне пуссикета, способного унести на спине полтонны! Моя Пушинка это может, и не просто уносит – таскает все это безобразие резвой рысью несколько часов кряду или бодрым галопом в атаке! Да, мы не способны подкрадываться и внезапно прыгать на жертву, но, черт побери, мы же воины, а не презренные гашишины!

К тому же, есть еще два немаловажных момента. Во-первых, лошадь – это подарок, и притом от дорогого мне человека. А во-вторых, был бы пуссикет, тогда, возможно, не было бы фамилиара. А значит, быть мне простым мечником, а не витязем. А так – вроде бы элита, особый статус. Но и ответственность особая.

Фамилиар, как истина, всегда где-то рядом; я чувствую его, как чувствую Зону. Его присутствие благотворно действует на меня – быстрее заживают раны, меньше риск инфекции или отравления, не такая сильная усталость, но особенно он помогает в такие минуты, как сейчас.

Увы, на мечника нельзя обучиться. Мечниками рождаются. По воле Отца Всех и Вся мы приходим в мир, на счастье другим и на боль себе. Почему на боль? Потому что мы чувствуем чужую боль как свою. Боль и несправедливость мира постоянно рядом, она ноет в наших нервах, оттого-то те, кто связан с Зоной, не любят города. Слишком много в них чужой, бытовой боли, той, с которой мы справиться не в силах. Но есть другая, большая боль, большая несправедливость, и для того, наверное, мы и рождаемся – чтобы защитить ее привычную от ее нестерпимой…

У меня болит спина. Болит так, словно в хребет всадили стальной стержень. Раньше боль была сильнее, и, чтобы справиться с ней, мечники собирались вдвоем – втроем, но теперь у меня есть фамилиар, и ощущения не такие болезненные. Но она есть, и это – моя природа. Я чувствую чужую боль, чувствую еще до того, как ее почувствуют те, кому она принадлежит. И остается совсем мало времени, чтобы предотвратить ее начало. Тогда моя боль пройдет, но так бывает не всегда. Бывает, что мы не успеваем, и остается лишь месть, но, даже отомстив, все равно оставляем в себе кусочек боли. Она накапливается, поэтому мы умираем рано и неприятно, но…

Мы такими родились. Зато знаем вкус настоящей свободы. Мы все живем на границах Зоны и Зона, наш враг, по-своему бережет нас. Кто знает, почему?