Евгения вскочила со стула и убежала на кухню. Она вернулась с нарезанными дольками на белой тарелочке.
— Лимон на самом деле греческий, — сказала она спокойно, хотя поймала настороженный Лилькин взгляд. — В нашем магазине продают.
— Спасибо. Теперь мы уверены в счастливом завтрашнем дне. Не будем кашлять…
Ели молча, Лилька старалась, как могла, управляться с ножом для рыбы и дурацкой вилкой. Опять эта изысканная сервировка, насмешливо думала она. И больше налегая на белое вино, которое привез Дмитрий Павлович, она начинала чувствовать себя увереннее.
Сквозь пелену покоя она слышала слова, они оседали в голове. Она знала свою особенность: когда надо — вытряхнуть из памяти то, что казалось забытым навсегда.
Слова не новые. Дополнительная эмиссия акций… Банкротство… Аукцион… Новая команда… Директор — свой, непременно…
Она их слышала сто раз, но впервые от человека, с которым оказалась за одним столом. Дмитрий Павлович сидел напротив и не сводил с нее глаз. Он будто вдавливал в мозги слова, как она вдавливает в землю семена настурций — единственные цветы, которые растут у нее под окном.
После обеда пили чай на веранде. Гость любовался садом, заметил новую крышу, в цвет спелой вишни.
— Послушай, — он повернулся к Ирине Андреевне. — Почему ты не похвастаешься?
— А чем? — Ирина Андреевна удивилась, девушки насторожились.
— Как чем? Разве в косметике с феромонами — я видел рекламу — нет твоего вклада?
— Да что ты! — Карцева замахала руками. — Нет, нет и нет!
— Но там обещают такое… Всякие маги и магши — просто дети. Ты берешь духи, выливаешь на себя несколько капель и проходишь мимо… объекта. Назовем его так. Он твой, хотя не знает ни твоего имени, ни возраста. Ему не важно, красавица ты или чудовище…
— Ох, Дми-итрий, — она застонала. — Ко мне подъезжали с таким предложением, и не раз.
— А ты? Разве твои приманки хороши только для четвероногих? Все млекопитающие устроены похоже, я читал в свое время много чего. Сама знаешь, родители видели меня не скучным юристом, а великим биологом.
— Мои приманки хороши, это правда. Нужно совсем немного, чтобы они стали так же хороши для людей. Но… Понимаешь, существует такое понятие, как биоэтика. Я отношусь к нему с почтением. Если сказать проще, я уверена: то, что начинается с обмана, обманом и заканчивается.
— Ты максималистка, — заметил он. — Но это твое право, — продолжил он свою мысль, отправляя в рот ложку вишневого варенья.
— Спасибо за разрешение, уважаемый юрист, — отозвалась Ирина Андреевна, глядя в чашку.
Дмитрий Павлович, улыбаясь, спросил: