Лучше уж оставить все, как есть…
Тем более что в личную жизнь Аполлона никто не вмешивался.
– А потом они начали пропадать. – Аполлон безостановочно потирал руки и растер наконец кожу докрасна. – Я хотел устроить туда Оленьку… она умела хорошо с рунами обращаться. Но она вдруг пропала. И Женечка тоже. А с Мариночкой вообще непонятно получилось. Я к ней пришел, а дверь – открыта. Я подумал, что Мариночка дома, но там было пусто. И, главное, сумочка-то на месте! Сумочку эту Мариночке я подарил. Хорошую. Дорогую. Ренате ее из Австрии привезли, но – не подошла. Рената была не против, чтобы я Мариночке ее отдал! И Мариночке так понравилась сумка… она с ней не расставалась. А тут вдруг – сумочка есть, а Мариночки – нет.
– И ты ушел? – Далматов понял, что больше не будет бить этого человека. Что человека-то и вовсе нет, оболочка только. Дышит она, оболочка эта. Ест. Гадит.
Оправдывает себя.
И неужели женщина, сидящая рядом с ним, держащая его под локоток – так поддерживают больных и ослабевших людей – не видит, сколько мерзости в ее Полечке?
– А потом я вновь пришел, и сумочки уже не было тоже. Я подумал, что Мариночка уехала. Она была такой легкой на подъем…
Уехала. Только недалеко. Скорее всего, туда, куда «уехала» Саломея.
– Я начала подозревать плохое, когда и Иринка пропала. Она-то была не такой, она бы не бросила меня без предупреждения!
Оксаночка ласково погладила Аполлона по плечам, приобняла, всем своим видом показывая, что в отличие от Мариночки, Женечки и Иринки она точно уж не бросит своего «принца».
– Она мне звонила накануне, – со вздохом признался Аполлон. – Просила, чтобы я приехал. А я не мог! У Ренаты был званый ужин. Люди пришли. Это было бы неучтиво – бросить в такой момент Ренату. Ира же кричать начала вдруг… никогда не кричала, а тут… Сказала, что я виноват, что я оставил чашу без присмотра, и теперь ее используют. Но я не оставлял чашу! Я Ренате ее отдал, в коллекцию. У Ренаты замечательная коллекция!
Саломея рассказывала об этом Илье.
Она тоже всерьез любила вот эту… ласковую сволочь?
– А Иринка вернулась такой… такой страшной… совсем сумасшедшей! Мне пришлось… увезти ее.
Вышвырнуть на улицу – беспомощную, бессознательную.
– Это все Дуська. Или Пашка. Они берут чашу! Я к ней и пальцем не прикасался! – Аполлон теперь почти кричал. – Пашка магом себя мнит! А Дуська мне завидует! И мамочку вечно поддевает, что она за меня замуж вышла! Дуська боится, что Рената помрет и все завещает мне! А она, дура жирная, останется ни с чем! Вот и мстит.
Только страдают от этой мести совершенно посторонние люди.