Больше, чем хотела бы видеть. Стрелы Аполлона не знают промаха?
Машина кувыркается, брызжет стекло. Но водитель жив. И правда, ни царапины, вернее, они не представляют угрозы для жизни. А остальное – переживется.
Водитель взбешен. И испуган, но не из-за аварии. Он спешит.
Эта линия судьбы уже проложена. Она уже состоялась, вплетенная в ткань мироздания, и Саломее не под силу что-то изменить. Но нить тянется дальше.
Холл в доме. Черные траурные ленты.
Гроб с тяжелыми ручками. Приглашенный священник скучным голосом читает заупокойную молитву.
Кладбище.
Склеп, в нем темно и сыро. Замурованные ячейки. Таблички… буквы плывут перед газами. И Саломея с трудом читает то, что читать не должна бы.
Далматов Илья Федорович…
Этого не должно быть! Она ведь все изменила… все…
Позолота вспыхивает. Ярко – и еще ярче.
Огонь. Много огня. От жара трещали стены, лопался пол. Треснуло окно, впуская воздух, и пламя взвилось на дыбы.
Саломея стояла. Она еще не сгорела, но – уже почти. И время замедлилось настолько, что Саломея могла разглядеть тончайшие нити огня. Страх парализовал ее. Сейчас она умрет…
Если не убежит прочь.
Она сама рисует будущее. Надо только найти силы.
И шагнуть к окну.
За окно.
Обожженные руки отзываются болью…
Надо. Открыть. Дорогу прочь. Это все – ненастоящее, и Саломея раздвигает огненные плети, выбираясь за пределы комнаты. Она бежит и падает…
…ветер приподнимает фату, и булавки в волосах больно царапают кожу. Саломея просила, чтобы фата держалась крепко, хотя не очень-то понимала, зачем она вообще нужна. Но ее просьбу исполнили. Фату теперь если и отодрать, то лишь с волосами.
Солнце слепит.
…улыбаемся…
Фотограф ловит их в прицел камеры. И Саломея послушно улыбается. Подносит цветы к лицу, вдыхая аромат увядающих роз.
Она выходит замуж? Определенно. Плохая ли это судьба?
Еще бы понять, кто жених! Саломея оборачивается, но разглядеть его не успевает. Трещит все пространство. Голуби взлетают с чьих-то ладоней.
И сигналят машины.
Долгой жизни!
Шампанское стреляет… или не шампанское? Вода вокруг. Саломею тянет на дно, но она пытается выплыть, цепляется за чьи-то руки, стучит по ним, умоляя кого-то о помощи. Руки держат ее под водой. Зеленая, тухлая, она заливается в рот и нос, в глотку, хочет наполнить ее легкие.
И Саломея в отчаянном порыве отталкивается ногами от илистого дна. Наверх. На секунду!
Ей позволяют вдохнуть, а заодно – разглядеть того, кто топит ее. И снова – вниз.
Она рассказывает об увиденном подробно, пытаясь сейчас, вне этого винно-пророческого сна, понять, что именно она увидела. Обрывочные эпизоды. Один – состоявшийся, три – ведущие в будущее. Близкое? Далекое? Чаша не была столь любезна, чтобы проставить даты.