В подъезде плясала пыль, за приоткрытой соседской дверью гудел пылесос, где-то лаяла собака, но звуки эти – свидетельство близости людей – не раздражали.
Лето.
Пылают жаром автомобили. Воздух дрожит. Старая осина греет на солнце артритные ветви, трепещут серебристые листья, скользят тени по асфальту. Вздыхает бродячий пес, и какой-то человек утирает пот со лба. Он весь красный от жары.
Людей на улицах немного. Раздраженные, разгоряченные. В витринах замерли манекены и разморенные жарой продавщицы. А Саломее хорошо. Она любит лето – чтобы было солнце, чтобы жарко было. Веснушки, «проснувшись», проявились на коже, даже на ее ладонях они проступили.
В кафе работал кондиционер. Холодный воздух окутал Саломею и соскользнул с ее плеч, как шелковая шаль. Звякнул колокольчик, и капли кофе, выкипев из джезвы, упали на песок, зашипели. И вязкий голос саксофона споткнулся на трудной ноте.
Или показалось?
Показалось.
Посетителей почти нет. Девушка в длинном сарафане. Смуглокожий мужчина солидных лет, с портфелем, с портмоне и со сложенной вчетверо газетой. Тройка подростков с мороженым.
Далматов.
Сидит за угловым столиком, нахохлившийся, раздраженный.
– Привет, – сказала Саломея. – Давно ждешь?
– Две песни. Привет.
Он лето не любит. Не столько жару, сколько яркий свет, проникающий в помещение. Далматов защищался от света темными стеклами очков, но все равно ему явно было неуютно.
– Соскучился?
– Вроде того. – Он повел плечами и спрятал руки под скатерть. – Тут советуют попробовать трубочки со свежей клубникой. Будешь?
– Буду.
Разговор – ни о чем. Все эти встречи, редкие, почти случайные, были лишены какого бы то ни было смысла. Далматов не рассказывал о себе, и Саломея тоже молчала. «Привет-как-дела-нормально-а-у-тебя-тоже хорошо-спасибо».
И «послевкусие» – печаль, без всякого повода.
– Я думал, ты уедешь, – сказал он.
– Куда?
– Куда-нибудь… Лазурный Берег. Испания. Сейшелы. Бали. Таити… мало ли! Все куда-то едут летом.
– А ты?
– Я не люблю солнце.
Но зачем-то он выбрался из дома, где наверняка закрыты все окна, а портьеры плотно задернуты. В его доме сыро и прохладно. Там нет кондиционера, просто июль не в состоянии «взять» эту крепость штурмом. И в отместку жаркий летний месяц выжигает аллеи, заставляя пожелтеть раньше срока листву каштанов. На газонах возникают «язвы» – островки сухой травы, редкие одичавшие цветы жаждут тени.
И если все именно так – а летом Саломея видела больше, чем зимой, – то Далматов зря покинул свое убежище.
– Что случилось? – Она все же спросила об этом, хотя по молчаливой договоренности они оба избегали подобных вопросов.