Сергеев сообщением о дурацком телефонном разговоре был потрясен и возмущен. Потрясение ему как профессионалу удалось скрыть, а вот возмущение прорвалось наружу. Несерьезно, глупо ведет себя Андрей Арсениевич. Что это за дурацкие кошки-мышки? Неужели он не понимает, что каждый его шаг… Таня смотрела прямо в лицо Сергееву и неприятно улыбалась. Наверное, он не понимает, наверное, не догадывается, что вы знаете каждый его шаг. Такой наивный. Да-да, он всегда был наивным. Он, наверное, полностью убежден, что вы его потеряли, товарищ Сергеев. Западный человек, что поделаешь, ко всему относится несерьезно, недооценивает наши органы.
Оставшись одна, Таня стала заниматься детьми, выбросила из головы своих мужиков и даже новую эту тягостную связь с сергеевским сектором как бы забыла.
И вдруг начался внезапный дикий шухер. Сергеев приехал к ней прямо домой и выложил на стол новенький загранпаспорт, командировочное удостоверение от Комитета советских женщин и пачку «белых» рублей, которая ей в тот момент даже показалась довольно внушительной. Немедленно отправляйтесь. Да куда же? Сейчас скажу — закачаетесь: в Ялту! С кем? Одна поедете, мы вам вполне доверяем. А что мне там делать? Шпионить за кем-нибудь? Я все равно не умею. Засыплюсь! Странный вы человек, Татьяна, ведь мы же с вами оговорили вашу задачу. Вашу вполне благородную и простую задачу — быть с Лучниковым, с вашим возлюбленным, вот и все. Да почему же мне с ним здесь сначала не встретиться? Он ведь здесь? Это не ваше дело. Сергеев заметно рассердился. Не ваше дело, где он сейчас. Ваше дело сейчас — отправиться в Ялту, поселиться в гостинице «Васильевский Остров» и каждый день звонить Андрею Арсениевичу в «Курьер», в пентхауз его дурацкий и в поместье его отца «Каховку». Когда встретите его, немедленно дайте нам знать. Да почему же, начала очередной вопрос Таня, но была тут грубо оборвана: вам что, в Ялту не хочется попасть? Хочется, хочется, и мысленно даже закричала, словно девчонка: в Ялту, одна, туалеты прекрасные и деньги по высшему тарифу! Мгновенный подъем настроения. Ура! Ну, вот и результат всех наших дурацких «ура», мадам: одиночество и дикая злость, злость на Андрея, который пропал, будто ее и не существует…
По набережной к платанам подъехали два красно-бело-синих фургона с вращающимися на крышах фонарями тревоги. Из них выскочили и построились в две шеренги городовые в белых шлемах, с прозрачными щитами и длинными белыми же дубинками. Оставшееся от старой России слово «городовой» (хрестоматийное представление Тани — пузатый, толстомордый обормот в сапожищах вроде их участкового) очень мало подходило к крымской полиции в ее синих рубашках с короткими рукавами, все как один — американские шерифы из вестернов.