(т.е., обывателей, мещан), то к такому определению и придраться было бы трудно. Но Белинскому захотелось показать одновременно и некоторую интеллектуальную самостоятельность – свою ЭЛИТАРНОСТЬ, и вследствие этого он тут же безнадежно увяз в болоте концептуальной неопределенности, а заодно потащил туда и несколько поколений русских интеллигентов. Чтобы показать всю безнадежную противоречивость взглядов Белинского по данному вопросу, приведу еще несколько его высказываний из все той же анонимной статьи: /// Толпа неповоротлива по натуре своей, и ничто так не трудно для членов ее, как перейти от одного портного к другому, переменить одну кондитерскую на другую, или заменить старый авторитет, старую славу — новым авторитетом и новою славою./// Как видим, Белинский, ничуть не смущаясь, тут же (буквально несколькими строками ниже) отказывается от собственного определения и на этот раз упрекает толпарей уже не в неспособности к самостоятельности суждений, но в ПОКЛОНЕНИИ НЕ ТЕМ АВТОРИТЕТАМ. Плохо, оказывается, не «рассуждение по авторитету» само по себе, но плохи могут быть сами «авторитеты». Что ж, это замечательно здравое суждение. Действительно, способность «рассуждать по авторитету» и есть важнейшая предпосылка не только поднятия личностной культуры, но и развития культуры и цивилизации в целом. Сфера непосредственного человеческого опыта весьма ограничена, и не менее 99% наших знаний и убеждений основаны на доверии к мнению специалистов и «рассуждении по авторитету». Без этой важнейшей способности человеку вообще никогда не удалось бы выделиться из животного царства. Что лишний раз показывает ошибочность исходного определения Белинского (особенно, в его урезанной форме, часто цитируемой авторами ВП СССР). Верность и точность наших суждений в большинстве случаев определяется именно качеством избранных нами авторитетов и в значительно меньшей степени – собственными интеллектуальными способностями. Можно было бы только порадоваться за Белинского – удивительно быстро ему удалось вскрыть свою ошибку! – но, увы, он тут же убедительно продемонстрировал, что его мимолетное озарение отнюдь не явилось свидетельством общего просветления ума: /// Чтоб докончить характеристику толпы, мы должны сказать, что филистеры и китайцы, не будучи одним и тем же, похожи друг на друга и родственны друг другу; впрочем, о их сходстве и сродстве мы поговорим еще в другое время. «Филистеры» есть везде, и всегда в большем противу членов публики количестве. Но в других местах они сноснее, потому что не так заметны, будучи подчинены невольному влиянию публики