— Хорошо, — глядя на разъяренную племянницу, Чернов меланхолично пожал плечами, — найму трех…
Не найдя достойного ответа, Полина показала дяде язык и, стянув со стола перезрелый банан, нарочито неуклюже переваливаясь, затопала к выходу. Взявшись за вычурную дверную рукоять, девушка, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, ненадолго замерла и зачем-то вновь подошла к столу. Вытащив из дядиного коробка пару спичек, Полина что-то вымерила на карте и с крайне задумчивым видом развернулась к Матвею:
— Я вот думаю, думаю, и никак одного понять не могу, — Полина, перекидывая банан из ладони в ладонь, словно апаш нож, вопросительно взглянула на дядю. — А на кой чё… в общем, на кой именно я тебе сдалась? Расстояния не шибко большие, люди верные у тебя есть, сходил бы да сам нужный камешек того: прихапшил… Так нет, аж во Францию телеграмму направил да меня вытребовал? Ну и pourquoi?
— Да тут оно, знаешь, какое дело, — потупившись и нервно почесывая грудь, смущенно пробормотал Чернов. — Оно, вроде, как и чепуха да суеверия, но вот в чем закавыка… — Старик покосился на выжидательно постукивающую туфелькой по полу Полину, вздохнул и продолжил: — Суагилье, ну, профессор который, уверял, что камни из тайника только девка взять и может. А и как такому не поверишь — человек он шибко ученый, чтоб врать. Да и под зула мутвой[20]…
— Под чем? — непонимающе дернув щекой, перебила Полина.
— Под тем! — неожиданно зло огрызнулся Чернов. — Под зула мутвой! А что это да как, тебе того знать не надо! В общем, не мог он обмануть. Вот и выходит, Полинка, что нынче тебе голову в пекло сунуть придется… И желания большого тебя в буш отправлять у меня нет, да делать нечего…
— Так, может, и без лунной каменюги как-нибудь перебьемся? — с отсутствующим видом пробормотала Полина, — чай, и без тех алмазов закрома от сокровищ ломятся? Или промотал все до последнего?
— Коли бы дело только в деньгах стало, — мрачно пробурчал Чернов, разглядывая заляпанный легочной кровью платок, — и без тебя бы обошлись. Да только камень тот не только как солитер ценен, он еще и от хворей избавляет. А я б еще десяток-другой годков пожил… Так что, если без камня, внуков, как ты говоришь, факт — не увижу.
19 мая 1900 года. Претория. Трактир «Гордость Цване».
Как водится, похмельное утро нагрянуло внезапно. И, как всегда, на несколько часов раньше, чем того хотелось. У-у-у, чёрт, настырное какое! И чего, спрашивается, неймется?! Могло бы и до завтра подождать. А лучше — до послезавтра.
Слепо отмахнувшись от солнечных лучей, впившихся в неподъемные веки, словно игривая кошка в бабушкин клубочек, Алексей героическим рывком поднялся с лежанки и по стеночке побрел в дальний комнаты. Если верить памяти (а это та еще изменщица!), вчера там висел умывальник. Алексею повезло: полнехонькая бадья поджидала его на прежнем месте. Вдоволь нахлебавшись теплой, отдающей оцинкованным железом воды, траппер разведанным маршрутом добрел до койки и рухнул лицом в одеяло. Спать не хотелось, хотелось водки и определенности. Поскольку спиртного в наличии не было, из глубин памяти стали лениво выкарабкиваться размытые воспоминания о вчерашнем вечере.