Свадьба проходит замечательно, как и три дня традиционного отдыха, предоставляемых молодоженам нашим начальством. А через три дня мы выезжаем в Дакоту. И с нами – Симон. Не знаю, что ему нарассказали и какие подписки он давал, но поехал он с нами с большим энтузиазмом. Ну, а в Каракас отправились два послания – письмо самого Симона и официальное извещение Научно-Экономического Совета о приеме его на учебу в Университет Калифорнийской Директории.
Правильно, нечего ему делать в Европах и Штатах, пусть у нас полезных знаний набирается. Может, вообще останется, а там, глядишь, станет и знаменитым именно как калифорниец. Харизма у него чувствуется, даже в четырнадцать лет видно – лидер прирожденный.
Хорошо летом в долине Дакоты. Ласково светит солнце, чирикают какие-то птички. Какие? А кто их знает. Для меня все они делятся на три разновидности – дикие несъедобные, дикие съедобные и домашние. Но это я отвлекся. А Симон, уже переименованный нами в Семена, тем временем расписывает мне преимущества «Либертэ, Эгалитэ, Фратернитэ». Точно, сплошь одно райское удовольствие и благорастворение в воздусях.
– Стоп, стоп, – по-испански я говорить все-таки научился. Причем с местным, баскско-колониальным акцентом. С кем поведешься, от того и наберешься. Так что разговариваем на испанском с примесью английского – это когда мне нужных слов не хватает. Иногда, правда, Сема подсказывает, а иногда долго совместно решаем, как перевести то или иное выражение на испанский. – Революция, мой друг, хороша только для тех, кто пользуется ее плодами, то есть для последующих поколений. А для самих участников – это грязь и кровь. Алая кровь, льющаяся потоками. – Для наглядности беру кувшин с красным вином и лью его в освободившийся от эля стакан. – Видишь, как легко льется? Вот так же во время революции… Про Вандею ты забыл? Не будем вспоминать того, что они поддерживали все же законную власть. Посмотрим, что послужило основной причиной мятежа. Той причиной, о которой редко кто знает. Продовольственные конфискации. Не знал? Да, об этом редко говорят. Но ведь революционеры тоже хотят есть. А революция – это, прежде всего, разрушение старого порядка, а вместе с ним – и старых торговых связей, денежного обращения, просто элементарного порядка. Когда нет власти, на ее место приходят кто? Революционеры? Их не так много и везде они быть не могут. Приходят, мон шер, бандиты. Впрочем, и те, и другие хотят есть. А денег нет… вот и начинаются грабежи и конфискации. На которые крестьяне отвечают сопротивлением. И становятся контрреволюционерами. Кроме того, контрреволюционерами часто становятся не только представители старых правящих кругов, но и их родственники. Часто только по факту родства. И начинается террор… И не только якобинский, кстати. Термидорианцы тоже его начнут, рано или поздно. Готов поспорить на что угодно. Потому что от революции каждый ждет исполнения своих желаний. А они у всех разные. Да и какое равенство может быть между владеющими миллионами богачами у власти и ремесленниками из предместий? Подумай, Семен, подумай…