Тетка гадала на картах, предсказывала будущее всеми известными способами и соглашалась «помочь беде». Она охотно наказывала обидчиков, возвращала блудных возлюбленных и карала разлучниц. Врачевать не бралась, а вот извести соглашалась. Не раз и не два подслушивал я, холодея от ужаса, у дверей и убеждался в том, что тетка творит дела самые страшные. И всегда брала она за свою «помощь» награду, хоть большую, хоть малую. Крестьянка, которой требовалось отправить на тот свет злобную золовку, принесла ей десяток яиц в пестром платке – Валентина взяла и не побрезговала. Купчиха, у которой муж загулял с певичкой из оперетты, презентовала бриллиантовые серьги – тоже взяла. Золовка через неделю свалилась в погреб и сломала шею, а муж вернулся к своей бриллиантовой купчихе, но тоже что-то долго не прожил. Визитерши боялись и обожали ее. Краем души я проникал в их суеверные шепотки. О тетке ходили самые невероятные слухи. Уверяли, что она бывшая монашка, покинувшая лесные тайные обители, схимница, пожелавшая вернуться к людям, и не только говорит с мертвыми, но и подчиняет себе чертей. Ее звали Сестра Боли. Не знаю, что означало это прозвище, но оно шло ей.
Деньги тетка, к слову, не брала, да и не было у нас в них надобности – несмотря на рассеянное хозяйствование отца, мы все еще были чрезвычайно богаты. Понимаю, что принимала она визитеров не ради их подношений, но ради того, чтобы помощью своей возможно больше людей обратить ко злу, чтобы черный-черный грех, покрывающий, как деготь, ее самое, запятнал возможно больше душ… Этим она занималась ночью, а днем поспешала по хозяйству. В минуты отдыха она музицировала на фортепьянах, либо валялась на диване, покуривая пахитоски, либо читала всегда одну и ту же толстую книгу, в которую я ни разу не посмел заглянуть – из суеверного ужаса…
Ко мне она, впрочем, была внимательна – всегда заказывала к обеду мои любимые блюда, подарила мне к именинам низкорослого монгольского конька и научила лихо свистеть в кулак. Иной раз мне даже казалось, что она настоящая, как бывают люди, что она добрая и веселая маленькая женщина, приехавшая откуда-то издалека, чтобы заменить мне мать и стать хорошим другом, я готов был уже обожать ее… Так действовали темные чары Сестры Боли, и остальные, те, кто не наделен был моим зрением, охотно и радостно подчинялись им. Я же неизменно уклонялся от ее руки, когда она хотела приласкать меня, но она только смеялась:
– Ах ты, мальчуган!
В числе очарованных ею был и мой отец. Человек умный и просвещенный, он в обыденности проявлялся двумя основными качествами – неприспособленностью и наивностью. Он вдохновенно преподавал мне науки, но ни разу не поговорил по душам, только для сестры у него и был разговор. Водились между ними секреты, и свои шуточки, и шепотки…