Пресса строила предположения одно другого фантастичнее, но внятных версий, объясняющих нелепое убийство ученого, так и не появилось.
Джулия добралась до Покровки в полдень, когда обитатели многочисленных учреждений и банков выползли наружу из душных контор и оккупировали садовые скамейки на Покровском бульваре. Работать не хотелось. Служащие мечтали, чтобы никогда не кончался обеденный перерыв.
Джулия прошла по бульвару, ловя на себе восхищенные взгляды юных менеджеров, разглядывавших роскошную рыжеволосую красавицу. Нельзя сказать, что это ей не нравилось. Наоборот, в душе волной поднялись чувства, которые Джулия посчитала неуместными и постаралась их приглушить.
Миновав две огромные гипсовые статуи рабочего и крестьянки у входа в здание старой постройки, Джулия углубилась во двор.
Здесь царили тишина и спокойствие, как в любом старом московском дворе.
Дети играли в песочнице. За детьми приглядывали их бабушки, не забывая судачить о каких‑то важных делах.
Молодые мамы, не торопясь, прогуливались, толкая перед собой коляски.
Мужчина в замасленном комбинезоне копался во внутренностях старой «Победы».
Дворник в зеленой форме и черном фартуке лениво махал метлой, словно делал одолжение.
Слева от подъезда красовался оливкового цвета «Ягуар».
Рядом на стульчике сидела женщина и вязала, изредка поглядывая на машину. Иногда она взмахивала руками, отпугивая голубей, норовивших присесть на крышу дорогущего автомобиля.
Вероятно, он и принадлежал академику Курушину. А женщина у подъезда — та самая консьержка, которая обнаружила его мертвое тело.
Джулия выбрала скамейку напротив подъезда, где произошло кошмарное убийство, извлекла блокнот из кармана куртки. Она листала записи, освежая в памяти имеющую отношение к убийству информацию. Когда она перевернула лист блокнота, из него вывалилась газетная вырезка. На фотографии был тот самый подъезд, напротив которого сейчас находилась Джулия.
— Интересуетесь покойником?
Джулия вздрогнула, услышав над собой резкий голос. Она подняла голову и увидела девушку лет восемнадцати, среднего роста, с толстой косой каштанового цвета. Вероятно, от того, что волосы были забраны назад, глаза девушки казались огромными. От Джулии не утаилось то, что в глубине этих глаз поселилось глубокое горе, от чего они казались безмерно печальными.
— Вы из газеты? Или из милиции?
— Нет, я…
Джулия не успела закончить. Собственно говоря, она даже не знала, что и сказать, а поэтому замешкалась.
— Значит, из газеты, — решила почему‑то для себя девушка. — Очень кстати…
Она присела рядом, устроившись на самом краешке скамейки, словно собираясь в любую секунду сорваться с места. Во время всего разговора с Джулией она ни разу не взглянула на нее, а неотрывно смотрела на подъезд.