Швейцарская. Вешалки пустые. Только на одной из них висит Блюмино пальтишко. Под лестницей каморка швейцара.
ЖЕНЯ (тихо крадется вниз по лестнице, припадая к перилам; спустилась вниз, юркнула к двери каморки швейцара). Нянька! Нянька!
Дверь в каморку открывается. Виден швейцар Грищук. Он и есть «Нянька». Он в очках, подвязанных за ушами веревочкой. Сидит, латает обувь.
НЯНЬКА (увидав Женю). Ероша моя!
ЖЕНЯ. Нянька, надо поскорее одно дело сделать!
НЯНЬКА (любовно приглаживая ее вихры). И кто тебя, Ерошка, ерошит? Кто тебя, лохматка, лохматит? Обедать-то дали? Кушала?
ЖЕНЯ (нетерпеливо). Да, кушала, кушала. Не приставай!
НЯНЬКА. «Не приставай!» Знаю я, как ты кушала. Тут и всегда-то голодом держат, а уж постом — одной капустой кормят, как зайчат.
ЖЕНЯ. Да брось ты, Нянька! Тут, понимаешь, такое… Блюму на всю ночь под портрет посадили!
НЯНЬКА. То-то я смотрю, одна пальтишка висеть осталася. Это какая же Блюма-то, а?
ЖЕНЯ. Да ну, Нянька, ты знаешь Блюму! Еще она всегда со мной ходит!
НЯНЬКА (неодобрительно качая головой). Ну, уж тая Мопся! Как барсук злая! На детей на маленьких щукой кидается!
ЖЕНЯ. Надо, Нянечка, что-нибудь придумать.
НЯНЬКА. Ох, Ерошенька! Допридумаемся мы с тобой! Полетят с нас стружки. Погонят меня отсюдова! А всё ты! Во всякое дело тебе носяку сунуть надо!
ЖЕНЯ. А что же? Оставить Блюму там до утра одну? Она умрет со страху!
НЯНЬКА. Ну, ну, придержи, мельница, крылья. Зачем ей помирать, Блюме твоей? Сделаем! Первый раз, что ли?
ЖЕНЯ (ласкаясь к нему). Нянька… Нянечка! Надо еще одно дело сделать…
НЯНЬКА. У тебя делов… Ох, и верно ж тебя папашечка Дмитрий Петрович называл: ерой ты у нас, Ероша! Хлопот мне с тобой — повыше усов.
ЖЕНЯ. У Блюмы, понимаешь, отец есть и брат тоже. Они не знают, что ее наказали. Они, может, думают, что ее извозчик задавил на улице.
НЯНЬКА. Стой, стой, стой! Приходил он сюда, отец ейный.
ЖЕНЯ. Что ты говоришь?!
НЯНЬКА. Чудной такой, понимаешь! Прибежал, про дочку спрашивает, руку мне поцеловал. Вот смех!
ЖЕНЯ. А ты ему про Блюму не сказал?
НЯНЬКА. Дык, чудак ты, чего ж я ему скажу? Не знаю я никакой Блюмы. Новая она, что ли, Ерошенька?