— Как, эти бандиты прежде спросили твое имя? — Дверь никак не закрывалась, Анна сделала еще одну попытку, так что стаканы на подносе зазвенели, а кувшин с вином угрожающе накренился. Венцель фон Стурза вскочил со своего места и осторожно взял у нее из рук поднос.
Карфангер уже успел сориентироваться в обстановке и, не моргнув глазом продолжал, глядя на жену:
— Нет, ты только представь себе их нахальство: один спрашивает, сколько, мол, у меня в кошельке талеров, а то, может, не стоит и утруждаться?
— Вот как! И ты предпочел схватиться с четырьмя висельниками и рисковать жизнью из-за пригоршни серебра? О жене и детях, которые могут остаться без кормильца, ты не подумал?
— Прости, Анна, — Карфангер постарался придать голосу нотки раскаяния, — ты права: чересчур легкомысленно было полагаться только на собственный клинок. В следующий раз лучше рискну подумать лишнюю минуту, прежде чем бездумно рисковать.
— Надеюсь, что до следующего раза ты не забудешь о своих словах. — Анна погрозила мужу пальцем и добавила, обращаясь к Венцелю фон Стурзе:
— Вы только посмотрите на него, господин фон Стурза, — ну, просто воплощение раскаяния, да и только! Надолго ли?
— Ну что вы, никогда не поверю, что ваш супруг способен на безрассудный поступок: до сих пор приходилось слышать о нем только самые лестные мнения. По-моему, весь Гамбург готов носить его на руках, а теперь, после этого подлого нападения, — и подавно. И еще скажу вам: клянусь честью! — немного я знаю людей, умеющих так обращаться со шпагой, как ваш супруг. Тысяча чертей! Для меня просто большая честь — помочь в беде такому бойцу!
— Ох, господин фон Стурза! — Анна прижала руки к сердцу, — если бы не вы — не миновать бы ему гибели.
— Это уж как пить дать, — отозвался Карфангер. — Знаете, господин фон Стурза, моя Анна — настоящая жена моряка, другой такой не сыскать. Не знаю, можете ли вы представить себе все ее переживания за время от расставания до встречи… Месяцы бесконечного ожидания, наполненные одной только неопределенностью. Море может разлучить и на годы.
Венцель фон Стурза молча взял свой бокал, низко склонился перед хрупкой Анной и, выпрямившись, одним глотком осушил его.