– У рабочих из Оклахомы есть горячая вода? – спросил Мигель.
– Еще нет. Но если они ее получат, мы устроим забастовку.
– Забастовку? – переспросил Мигель. – Ты хочешь сказать, что вы перестанете работать? Тебе что, не нужна твоя работа?
– Да нужна, конечно. Но если все рабочие сплотятся и откажутся работать, мы все можем добиться лучших условий.
– А что, условия такие плохие? – спросил Мигель.
– Что-то вполне прилично. А место, куда вы едете, – одно из лучших. Там даже бывают фиесты, праздники. В эту субботу будет хамайка.
Исабель повернулась к Эсперансе:
– Тебе понравится хамайка. Летом их устраивают каждую субботу. Там музыка, угощение и танцы. В эту субботу будет последняя в году, ведь скоро похолодает.
Эсперанса кивнула и попыталась сосредоточить свое внимание на Исабель. Марта и Мигель болтали и обменивались улыбками. Незнакомое чувство росло внутри Эсперансы. Ей хотелось выкинуть Марту из движущегося грузовика и отругать Мигеля только за то, что он с ней разговаривал. Неужели он не видел, какая она грубая?
Милю за милей машина ехала мимо молодых деревьев тамариска, которые, казалось, обозначали границу чьих-то владений.
– За этими деревьями и есть мексиканский лагерь, – сказала Исабель. – Здесь мы живем.
Марта ухмыльнулась и сказала, глядя на Эсперансу:
– Просто чтоб ты знала. Это не Мексика. Никто тебе здесь прислуживать не станет. – Потом она делано улыбнулась и добавила: – Понятно?
Эсперанса молча окинула ее взглядом. Она поняла одно: эта Марта ей не нравится.
– Приехали, – сказала Исабель, когда грузовик свернул в лагерь и медленно пополз вперед.
Эсперанса встала и огляделась.
На обширном участке земли, окруженнном виноградниками со всех сторон, длинными рядами выстроились белые деревянные домишки. В каждом было одно окно, к входной двери вели две ступеньки. Эсперанса не смогла удержаться от мысли, что эти жилища были еще более убоги, чем хижины для слуг в Агуаскальентесе. Они скорее напоминали стойла для лошадей на ранчо, чем дома для людей. Вдали на востоке высилась большая гора.
Марта выпрыгнула из кузова и побежала к каким-то девчонкам, собравшимся в кучку. Эсперанса слышала, что они говорят по-английски, правда очень неразборчиво и коряво, как будто набрали песка в рот. Увидев Эсперансу, все засмеялись. Она отвернулась, думая: уж если Исабель смогла выучить английский, то и у нее это когда-нибудь получится.
На просеку выехали другие грузовики с открытым кузовом и люди, вернувшиеся с полевых работ, кампесинос, выпрыгнули наружу. Дети бежали к отцам с криками: «Папа! Папа!» Эсперанса почувствовала глубокую боль. Сможет ли она жить в этом новом для нее мире?